Коллектив авторов - Новогодний

Она бежала, тяжело дыша, проваливаясь в снег.

В ушах свистело и взрывалось. Небо полыхало и рассыпалось на сотни разноцветных звёзд.

Он кричал, но его голос терялся, растворяясь в грохоте и шумном многоголосье.

— Дуся! Стой! Да стой же! Куда ты? Подожди! Дуся!

Она не останавливалась. Подаренная им зимняя куртка мешала, сковывала движения. Неважно. Прочь от этого ужасного места! Куда? Она и сама не знала.

Завернув за угол одной из сделанных под копирку многоэтажек, Дуся притормозила и огляделась. Стройные ряды безликих ульев — новостроек. Запорошенные снегом стада спящих у подъездов машин.

Звуки стрельбы сделались тише. Над головой тут и там проносились яркие кометы. Прочертив небо огненным хвостом, падали и тут же гасли. Его она больше не слышала.

В торце дома чернел забранный в бетон узкий спуск в подвал. Не раздумывая, Дуся бросилась вниз по обледенелой лестнице. Темнота сулила передышку и относительную безопасность. Она уселась прямо на грязный цементный пол, прислонившись спиной к железной двери. Пусть. Сейчас ей было всё равно.

Отдышавшись, Дуся прикрыла глаза и впала в оцепенение. По телу волнами проходила крупная дрожь. То ли от проникающего под куртку холода, то ли от пережитого потрясения.

Вообще-то по паспорту она Евдокия. Красивое звучное имя. Она много раз говорила ему об этом. Но он или не обращал внимания, или делал вид, что не слышит. И с первых дней знакомства называл её Дусей. Она привыкла и смирилась. Дуся, так Дуся. Да и какая, в конце концов, разница? Главное, что он рядом.

Она влюбилась в него с первого взгляда. Он был большой, тёплый и весь какой-то уютный. Она обожала, свернувшись калачиком на диване, класть голову ему на колени и вдыхать исходящий от него аромат вкусного парфюма и надёжности. Он гладил её по голове, и она дремала под мерное постукивание клавиш ноутбука. Тогда он ещё жил в старой крошечной съёмной квартирке недалеко от метро «Выхино». В пятиэтажке без лифта.

Именно туда он впервые привёл Дусю. Она легко взбежала по лестнице на третий этаж. Он открыл деревянную дверь с потрескавшейся краской, пропуская её вперед.

Дуся несмело заглянула внутрь, прошлась по квартире, осмотрелась. Узенький коридорчик, убогая кухонька с газовой плитой, продавленный скрипучий диван в комнате. И модный дорогой ноутбук на древнем обшарпанном журнальном столике. Окна во двор, а за ними зеленеющие майские берёзы и большой старый тополь.

— Вот так пока и живу, малыш. Совсем один, — ласково произнёс он.

И, немного помедлив, добавил:

— Ну, что, останешься?

Дуся внимательно посмотрела в его добрые, чуть усталые глаза и не задумываясь кивнула.

— Тогда пошли ужинать.

Он много работал. Не высыпался. Часто засиживался за ноутбуком до рассвета. Дуся ни о чём не спрашивала. Просто ждала. Ждала, когда он захлопнет чёрную глянцевую крышку, разомнёт затёкшую шею, разденется.

Она встречала его под тёплым одеялом. Он обнимал её, крепко прижимал к себе, тихонько шептал ласковые слова. Это были минуты наивысшего блаженства. Ради них Дуся могла ждать его вечно.

Берёзы за окном оделись в изумрудные наряды. Потом с тополя полетел пух. От него Дуся чихала, смешно морща нос. Она проводила часы у открытой двери на балкон, наблюдая за быстрыми птичками. Они галдели, чирикали, иногда дрались. Дуся улыбалась и щурилась от солнечных лучей.

Когда с деревьев полетели пожелтевшие листья, в их уютном мирке впервые прозвучало слово «ипотека». Он стал раздражительным. Почти перестал с ней разговаривать. Надолго уходил куда-то, возвращался злой, уставший. Курил на кухне, чем страшно раздражал Дусю. Она демонстративно удалялась в комнату, усаживалась на любимый диван. Ждала, когда он успокоится, придёт, обнимет.

Однажды, когда они, как обычно, ужинали вдвоем на кухне, он внезапно сказал:

— Мне скоро тридцатник, Дусь. Через полгода. У моих друзей уже дети скоро в школу пойдут. У некоторых по двое.

Она даже есть перестала. Замерла.

— Что думаешь, а, Дусь? Ты любишь детей?

Ничего она не думала. Она вообще об этом не думала. Встречая на улице чужих детей, старалась обойти их стороной. Они были громогласные, беспокойные. Часто плакали, махали лопаточками, кидались песком и внушали чувство тревоги. Нет. Не хотела она детей. Не хотела, чтобы кто-то нарушил их такой привычный и размеренный быт. Но промолчала.

Он вздохнул:

— Ладно. Подумаем после переезда. Какие дети в этом съёмном курятнике…