Терри Пратчетт - Последний континент [litres]

– Какой кенгуру, друг?

Крокодил помог Ринсвинду подняться на ноги и повел его обратно к трактиру.

Ринсвинд огляделся. Кругом были лишь привычные составляющие местной декорации: сухие кусты, красная земля и миллионы зудящих мух.

– С которым я только что разговаривал.

– Я выглянул на крыльфо и увидел, как ты прыгаефь фловно фумаффедфий и вопифь, – покачал головой Крокодил. – Никакого кенгуру фдефь не было.

– Наверное, это волшебный кенгуру, – утомленно отозвался Ринсвинд.

– А-а, волфебный, ну что ф, волфебный так волфебный, – отозвался Крокодил. – Пофалуй, дам-ка я тебе лекарфтва, друг, оно помогает, когда переберефь пива.

– Какого лекарства?

– Ефе пива.

– А сколько я выпил вчера?

– Пинт двадфать.

– Не валяй дурака, столько пива никому не удержать !

– А ты его офобо и не дерфал, друг. Но будь фпок! Нафтояфий муфик никогда не дерфитфя фа фвое пиво.

В зловонной яме Ринсвиндова мозга началась вторая серия хроники событий. Ринсвинда передернуло.

– Я что… пел? – с опаской спросил он.

– Не то флово. Ты вфе покафывал на плакат ф «Пивом Ру» и пел… – Крокодил пожевал гигантскими челюстями, вспоминая. – «Только ф кенгуру выфел облом». Чертовфки хорофая пефня!

– А потом?

– Потом ты проиграл все фвои деньги в «брофь монетку». Файка Дагги ободрала тебя как липку.

– Это когда… я… кажется, там были две монеты, и тот тип подбрасывал их, и надо было… надо было угадать, какой стороной они упадут?

– Точно. А ты вфе фтавил на то, что они фовфем не упадут. Клялфя, что рано или пофдно это проифойдет. Фато против тебя делали неплохие фтавки.

– И я проиграл все, что мне дал Безумный?

– Точняк.

– А чем же я тогда расплачивался за пиво?

– О, клиенты в очередь фтояли, чтобы тебя угофтить. Говорили, ты лучфе, чем фкачки на кенгуру.

– А потом я… Там было еще что-то с овцой… – На лице Ринсвинда отразился ужас. – О нет, только не это…

– Точняк, друг. Ты фкафал: «Эй вы, пьянчуги, бьюфь об факлад, что пофтригу эту овфу! На что фпорим, пофтригу как милую и ф фавяфанными глафами, а потом ваф вфех пофтригу, будь фпок, вфтановитефь в очередь, фаднифы…»

– И что? После этого меня побили?

– Что ты, друг, ты фтал гвофдем программы! Вфе только обрадовалифь, офобенно когда ты пофтавил пятьфот кальмаров, что в умении фтричь переплюнефь лучфего мефтного фтригаля.

– Но я не мог! Я вообще никогда не спорю на деньги!

– Фато я фпорю, и не будь ты таким уверенным в фебе, я бы на тебя и двухпенфовика не пофтавил, Ринфо.

– Ринсо? – слабым голосом переспросил Ринсвинд. Он посмотрел на стакан из-под пива, который до сих пор сжимал в руке. – Что вообще ты в это пиво подмешиваешь?

– Твой друг Бефумный клялфя, что ты такой великий волфебник, что фтоит тебе ткнуть в кого пальфем, как тот фрафу фамертво падает, – сообщил Крокодил. – Я бы не прочь на такое вфглянуть.

Ринсвинд в отчаянии зашарил взглядом по стенам. В глаза бросился очередной плакат с «Пивом Ру». На нем были все те же дурацкие местные деревья и безводная красная почва, вот только…

– Эй!

– Что такое, друг? – откликнулся Крокодил.

– А где кенгуру? – просипел Ринсвинд.

– Какой кенгуру?

– Вчера на этом плакате был кенгуру…

Крокодил уставился на плакат.

– Я больфе по фапаху ориентируюфь, – наконец признался он. – Но долфен ф тобой фоглафиться. Фудя по фапаху, кенгуру там нет.

– Здесь происходят очень странные события, – покачал головой Ринсвинд. – И само это место очень странное.

– У нас дафе опера ефть, – похвастался Крокодил. – Мы тут вфе окультуренные.

– Опера? Это когда, чтобы сказать, как тебе плохо, нужно использовать не меньше девяноста трех слов?

– Ага, мы это… того, любим вырафатьфя.

– Неужели я поставил пятьсот… Пятьсот чего я поставил?

– Кальмаров.

– …Кальмаров, которых у меня нет и не было?

– Точняк.

– И если бы я проиграл, меня бы убили?

– Будь фпок.

– Слушай, а других слов вы что, не зна…

Взгляд Ринсвинда опять упал на плакат.

– Кенгуру вернулся!

Крокодил неуклюже развернулся, подошел к плакату и принюхался.

– Вофмофно, – с осторожностью подтвердил он.

– Только смотрит не в ту сторону!

– Ну, ну, не принимай это блифко к фердфу, – произнес Крокодил Ганди, очевидно желая успокоить Ринсвинда.

Ринсвинд вздрогнул.

– Ты прав, – сказал он. – Наверное, эта жара, эти вечные мухи совсем меня доконали. Ну, точно, они.

Ганди налил ему еще пива.

– Выпей, пиво помогает от перегрева, – сказал он. – Вот рафве что ф мухами оно ничего не мофет поделать.

Ринсвинд начал было кивать и вдруг застыл. Снял шляпу и критически ее осмотрел. Потом помахал рукой перед лицом, вспугнув пару-тройку мух. Наконец задумчиво уставился на батарею бутылок.

– У тебя веревочки не найдется? – спросил он.

После серии неудачных экспериментов и легкого сотрясения мозга Ганди предложил переключиться на пробки.

Сундук заблудился. Раньше он мог сориентироваться в любой точке времени и пространства, но сейчас… Сейчас это было все равно что идти одновременно по двум дорогам, ведущим в противоположные стороны, и это было выше его сил. Сундук знал, что провел под землей очень долгое время, – и вместе с тем был уверен, что провел там не больше пяти минут.

Мозгом как таковым Сундук не обладал, хотя у стороннего наблюдателя могло сложиться иное впечатление. Но Сундук не думал, а реагировал (порой весьма разнообразно) на изменения в окружающей среде. Как и большинство высокоразумных созданий, он все время искал, кого бы пнуть.

В данную минуту Сундук ковылял по пыльной дороге, периодически, хоть и без особого энтузиазма, хлопая крышкой на мух. Опаловая облицовка Сундука блестела на солнце.

– Вввааууу! Что за лапочка ! Эй, мальчики, ну-ка, за ним!

Сундук не обратил внимания на ярко размалеванную повозку. Поравнявшись с ним, повозка остановилась. Каким-то уровнем своей деревянности он, вероятно, ощутил, что из повозки вышли люди и стали разглядывать его. Но он не стал противиться, когда они, придя к некоему решению, принялись грузить его на повозку. Сундук не знал, куда ему следует направляться, а поскольку повозка ехала тоже неизвестно куда, с его стороны вполне логично было «подумать»: кто знает, быть может, она доставит его прямиком куда надо…

Будучи водруженным на повозку, Сундук сначала выждал положенное время, а потом осмотрелся. Вокруг теснились другие сундуки, сундучки и сумки, и это успокаивало. После целых пяти минут миллионолетнего пребывания под землей времяпрепровождение в таком обществе казалось весьма приятным.

Сундук не стал противиться даже тогда, когда кто-то открыл ему крышку и набил его доверху обувью. Обувью весьма необычной, как отметил про себя Сундук, с интересными каблуками, изысканно украшенной где шелком, где блестками. Сразу становилось ясно, что эта обувь принадлежит женщине. Хорошо, подумал (или почувствовал, или отреагировал) Сундук. Дамы обычно ведут довольно-таки спокойную жизнь.