Терри Пратчетт - Последний континент [litres]

Фиолетовая, вся в красных цветах повозка возобновила свой тряский путь по пустынной дороге. На задней стенке красовалась грубо намалеванная надпись: «Петуния, Королева Пустыни».

…Ринсвинд пристально посмотрел на ножницы в руках у главного стригаля. На вид они были весьма острыми.

– А те известно, как мы поступаем с теми, кто сначала заключает пари, а потом прет на попятный? – поинтересовался Дагги, главарь банды.

– Э-э… но я ведь был пьян.

– Мы тоже. И чо?

Ринсвинд окинул взглядом овечий загон. Он, само собой, знал, как выглядят овцы, и не раз встречал их на своем жизненном пути, правда, как правило, на этих знаменательных встречах овцы присутствовали только частично и обрамленные какими-нибудь овощами. А еще в детстве у него был игрушечный ягненок. Но есть в овце что-то отталкивающее, какая-то запредельная пучеглазая безмозглость, отдающая отсыревшей шерстью и паникой. Во многих религиях превозносятся достоинства кротких, но Ринсвинд в это никогда не верил. Самая кроткая тварь порой может показать себя с очень мерзкой стороны.

Но вообще… овцы покрыты шерстью, а ножницы на вид довольно острые. Может, и получится? Внутренний радар сигнализировал, что неудачная попытка чревата несколько меньшими последствиями, чем отказ от таковой.

– А могу я произвести пробный постриг? – осведомился он.

Из загона вытащили овцу и швырнули на землю перед ним.

Ринсвинд улыбнулся Дагги как профессионал – профессионалу. Во всяком случае, попытался. Улыбаться Дагги было все равно что швыряться меренгами в огромную скалу.

– Гм-м… еще бы кресло и полотенце. А также зеркало и расческу, – сказал он.

Подозрения, которые испытывал Дагги, крепли с каждой секундой.

– Это еще чо? На кой тебе все это?

– Привык делать все как положено.

На задней стороне загона для стрижки овец, на выбеленных солнцем досках, не видимый никем, начал проступать силуэт кенгуру. А затем белые черточки поплыли по деревянной поверхности, будто перистое облачко по чистому небу. А потом начали преображаться …

Сам Ринсвинд очень давно не стригся, но общий порядок он знал.

– Так вы в этом году уже ездили в отпуск? – бойко клацая ножницами, любезно осведомился он.

– Мнннэээ-ээ-ээ!

– А как вам нравится сегодняшняя погода? – В отчаянной попытке завязать разговор Ринсвинд прибегнул к проверенной веками теме.

– Мнннэээ-ээ-ээ!

Овца даже не пыталась оказать сопротивление. Она была пожилая, и зубов у нее было куда меньше, чем ног, зато опыта хватало, и даже ее чрезвычайно неглубокий разум понимал: процесс стрижки должен осуществляться совсем не так. Стрижка должна быть краткой борьбой, после которой опять приходит свобода загона – но свобода обновленная, прохладная и со всех сторон проветриваемая. И на протяжении этого процесса не положено интересоваться овечьим мнением о погоде или осведомляться, как именно данная овца намерена провести выходные, – в особенности учитывая, что овца не знает и представить себе не может, ни что такое выходные, ни как их должным образом следует «проводить». А льющаяся в уши лавандовая вода – это уж совсем ни в какой загон не лезет.

Стригали наблюдали за происходящим молча. Народу собралось изрядно: никто в городке не хотел пропустить предстоящее зрелище. В глубине души все знали: тут будет о чем порассказать правнукам.

Ринсвинд отступил на пару шагов, критическим взглядом окинул свою работу, после чего предоставил овце возможность посмотреть в зеркало на свой затылок. Бедное создание, не выдержав этого испытания, заблеяло, невероятными усилиями подобрало расползающиеся ноги и что было мочи рвануло к загону.

– Эй, подожди, еще ж укладка! – крикнул Ринсвинд вслед.

Он спиной почувствовал устремленные на него взгляды стригалей. После некоторой паузы один обалдело произнес:

– И что, так стригут овец в твоейной стране?

– Гм-м… а ты как думаешь? – дипломатично отозвался Ринсвинд.

– Вроде как… медленновато.

– А надо быстрее?

– Ну, Дагги как-то остриг за час чуть ли не полсотни штук. А ты ж должен переплюнуть его. Да и к чему весь ентот выпендреж? Надо быстро: чик – спина! чик – перед! чик – голова! чик-чик – по бокам! И делов-то!

– До стрижки, – с тоской в голосе произнес один стригаль, – была такая красивая овца…

Внезапно со стороны овечьего загона донеслось громкое блеяние.

– Ну, Ринсо, ты готов к настоящему делу? – спросил Дагги.

– Боги милостивые, это еще что такое? – воскликнул кто-то из толпы.

Изгородь разнесло в мелкие щепки. В проломе возвышался баран. Стряхивая деревянные щепки с рогов, он тряс головой. Из ноздрей животного вырывался пар.

Когда Ринсвинд думал об овцах, в первую очередь ему в голову приходили воспоминания об остром или пряном соусе. Еще с понятием «овца» ассоциировались представления о типичных овечьих качествах, таких как овечья глупость или овечья кротость. Сейчас же перед ним возвышался баран, и у Ринсвинда внезапно возникли аналогии с… тараном . Баран грозно бил копытом в землю. Он был гораздо крупнее средней овцы. Он был таким огромным, что Ринсвинду даже показалось: этот баран заполнил собой все его будущее.

– Эй, у меня таких не было! – воскликнул хозяин стада.

Дагги вложил в свободную руку Ринсвинда свои ножницы и похлопал его по спине.

– Он твой, друг. – С этими словами Дагги осторожно попятился. – Ты как, готов продемонстрировать нам свое мастерство?

Ринсвинд посмотрел на свои ноги. Они не двигались. Они словно бы приросли к земле.

Баран, храпя и таращась на Ринсвинда налитым кровью зраком, неотвратимо приближался.

– Зыкински, – вдруг шепнул он, приблизившись на достаточно близкое расстояние. – Ты исполняй свою часть с ножницами, а остальное овцы возьмут на себя. Будь спок.

– Ты? – Ринсвинд бросил тревожный взгляд на зрителей, предусмотрительно удалившихся на безопасное расстояние.

– Ха, угадал. Ну чо, готов? Они будут повторять за мной. Они ведь овцы.

Шерсть падала дождем. Стригали смотрели.

– Такое нечасто увидишь, – сказал один другому. – Чтоб овца вот так стояла на голове…

– А какое «колесо» получилось, – заметил другой, попыхивая трубкой. – Для овцы совсем зыкинское.

А Ринсвинд знай себе стриг. Ножницы в его руках как будто обрели собственную жизнь. Овцы так и кидались под лезвия, словно торопясь получить удовольствие. Овечье руно завалило Ринсвинда сначала по щиколотки, потом по колени, потом добралось до пояса… И вот уже ножницы лязгают в пустом воздухе, шипя и остывая.

На Ринсвинда с подозрением таращились несколько десятков ошалелых овец. И стригалей.

– Гм-м… так соревнование уже началось? – произнес он.