Терри Пратчетт - Последний континент [litres]

Что-то про себя решив, Снежок двинулся вдоль изгибающегося выступа.

Пробки рывком вернулись на свое привычное место и заколотили Ринсвинда по носу. И зеленые верхушки деревьев теперь смотрели в правильную сторону, а именно – вверх, вот только теперь они были не зелеными, а черно-белыми.

Взгляд Ринсвинда, преодолев пропасть, уперся во всадников.

– Здоровеньки! – прокричал он, размахивая шляпой и начиная трястись из стороны в сторону, поскольку Снежок возобновил движение. – У меня, по-моему, началась цветная горячка! – добавил он, и его вырвало.

– Эй, друг, ты меня слыш? – прокричали в ответ.

– Да?

– Это было зыкински!

– Отлично! Будь спок!

Оказалось, выбранная Снежком дорога представляла собой не более чем узкую полоску между двумя каньонами. Впереди ждал очередной вертикальный спуск – или подъем. Но Снежок, к величайшему облегчению Ринсвинда, отвернулся от обрыва и затрусил по его краю.

– О нет, прошу тебя, не надо…

Через бездну лежало рухнувшее дерево, этакий узенький и крайне ненадежный мостик. Снежок повернул к нему, даже не снизив скорости.

Дерево обоими своими концами принялось выбивать дробь о кромки склонов. Посыпались мелкие камешки. Снежок шариком преодолел образовавшийся разрыв и приземлился на противоположной стороне ровно за секунду до того, как ствол, ударившись о лежащие внизу валуны, разлетелся в щепки.

– Пожалуйста…

На противоположной стороне их ждала не очередная отвесная скала, а длинный, покрытый камнями склон. Застыв, Снежок снова принялся раздувать ноздри – и вдруг прямо на глазах у Ринсвинда каменистая осыпь пришла в движение.

Далеко внизу, на входе в узкий каньон появился летящий во весь опор табун.

Тем временем, разбрасывая во все стороны камешки, Снежок невозмутимо спускался по своему личному оползню. Первые камни ударились о дно каньона всего лишь через мгновение после того, как туда проскакала замыкающая табун лошадь.

Одеревеневший от ужаса и тряски Ринсвинд вгляделся вперед. Каньон заканчивался тупиком, то есть очередной отвесной стеной.

А камни все падали и падали, образуя подобие грубой стены. И когда скатился последний валун, Снежок грациозно приземлился прямо на него.

После чего посмотрел вниз – на запертый в каньоне, сбившийся в кучу табун. Ноздри у Снежка раздувались. Ринсвинд был почти уверен, что лошади не умеют хихикать, но Снежок, похоже, надрывался со смеху.

Всадники показались лишь десять минут спустя. К тому времени табун почти присмирел.

Всадники посмотрели на лошадей. Потом на Ринсвинда, который в ответ выдавил дрожащую улыбку.

– Будь спок, – пробормотал он.

И все-таки Ринсвинд не свалился со Снежка. Медленно-медленно, крепко сцепив ноги под лошадиным животом, он раскачивался из стороны в сторону, все увеличивая амплитуду колебаний, пока в конце концов не ударился головой о землю.

– Отлично ездишь верхом, друг!

– Не поможет ли мне кто-нибудь расцепить ноги? У меня такое чувство, что они там завязались мертвым узлом.

Двое всадников спешились и после некоторых усилий расцепили его лодыжки.

Предводитель пристально посмотрел на Ринсвинда.

– Назови свою цену за этого резвого скакуна, друг! – воскликнул он.

– Э-э… как насчет трех… э-э… кальмаров? – еще не совсем придя в себя, предложил Ринсвинд.

– Ты в своем уме? Три кальмара за этого выносливого дьяволенка? Да он тянет по крайней мере на двести!

– У меня с собой только три…

– Его, кажется, камнем ушибло, – сказал один из тех всадников, что помогли Ринсвинду расцепиться и теперь держали его на весу.

– Объясняю, друг: я хочу купить его у тя , – терпеливо разъяснил Угрыз. – Я те так скажу: двести чертовских кальмаров, мешок чертовской еды, а еще мы выведем тя на дорогу… Куда там он намыливался, а, Клэнси?

– В Пугалоу, – промямлил Ринсвинд.

– Э-э, послушай старика Угрыза, не надо те в Пугалоу, – отозвался Угрыз. – Нет там ничего интересного, а живут одни придурошные чмошники.

– А мне нравятся попугаи, – промямлил Ринсвинд. Ему очень хотелось, чтобы его опустили на землю. – Э-э… а как по-иксиански описать человека, который ослаб так, что вот-вот чокнется от усталости?

Всадники переглянулись.

– Может, «отлямзенный, как вомбачий хвост»?

– Не-е-ет, «отлямзенный» – это когда «раза словил», – возразил Клэнси.

– Точняк, что нет. После раза это ж… когда тебе… ну, когда ты… ну да, когда нос у тебя… Нет, это называется «свернуть кран».

– Э-э… – Ринсвинд схватился за голову.

– Да что ты мелешь? «Свернуть кран» – это когда «заглушки текут». А это когда ты нырнул и в уши тебе вода попала. – Несколько мгновений Клэнси неуверенно смотрел себе под ноги, словно что-то припоминая. Потом решительно кивнул. – Ну да, точняк!

– Не-е, друг, это называется «словить на грудь опоссума».

– Прошу прощения, – попытался напомнить о себе Ринсвинд.

– Фигня. «Словить опоссума» – это когда ты обтрехался по самое не балуй. А когда у тебя уши заложены, что чайник тети Маджи после недели сплошных пятниц, это называется «уйти в запор, как мул Моргана».

– Ты, наверное, имел в виду «запой»? То есть «ухрюкаться, как мул Моргана»?

– Да нет, это «ужраться в зюзю, что мул Моргана, который наелся вороньего пирога Ма».

– А это так здорово? – пискнул Ринсвинд.

Все дружно уставились на него.

– Прям как угрю в змеиной яме, – откликнулся Клэнси. – Ты чо, простого языка не разумешь?

– Во-во, – поддержал другой всадник. – Верхом он, может, и неплохо ездит, но при ентом тупой, как…

– Ни слова больше! – заорал Ринсвинд. – Мне уже гораздо лучше. Просто… Впрочем, нет, все хорошо, все отлично! Лучше не бывает! – Он разгладил свой оборванный балахон и поправил шляпу. – А теперь, если вы покажете мне дорогу в Пугалоу, я не стану больше злоупотреблять вашим временем. Снежка можете оставить себе. Не знаю, правда, куда он подевался, – наверное, пошел прогуляться по очередной скале.

– Да ты чо, друг? – покачал головой Угрыз. Вытащив из кармана рубахи кошелек, он извлек оттуда пачку банкнот и отслюнил двадцать купюр. – Я свои долги всегда плачу. Но, может, прежде чем отправиться дальше, побудешь с нами денька? Нам лишний всадник не помешает, да и тебе в компании все легчей будет. Тут же сплошные ранжиры кругом.

– Кто-кто?

– Ну, ранжиры, они еще повсюду шарятся, как будто им дело есть.

– Рэйнджеры, что ли? Типа следопыты?

– Да я ж так и говорю.

Ринсвинд опять почесал в затылке. Теперь, когда различные части его организма вернулись приблизительно в то же положение, которое занимали прежде, душевное равновесие тоже восстановилось – иначе говоря, он пришел в характерное для себя состояние ровного ужаса перед всем на свете.