Марина Дяченко - Ведьмин зов [сборник litres]

– Эгле, – сказал Макс. – Тут какой-то типчик собирает о тебе инфу и платит информаторам. Он предложил мне бабки, чтобы я припомнил, якобы ты практикуешь БДСМ.

– Что?!

– Садо-мазо, плети, наручники. – Выражение на его лице показалось бы Эгле комичным, если бы не общий контекст ситуации. – Я вообще не понимаю. На фига? Решил сказать на всякий случай…

– Сумасшедший дом. – Она побарабанила пальцами по столу. – Он, случайно, не инквизитор?

– Откуда я знаю? Я же не ведьма, чтобы их чуять. Цивильный такой тип, лет тридцати.

– Дрянь, – сказала Эгле тоскливо. – Что же им неймется-то… Ладно. Спасибо, Макс.

Просветлев, тот намекнул, что можно и продолжить отношения, но Эгле не поддалась на эти разговоры. На душе у нее было мерзко.

По скрежету в замке Майя умела определять, вернулся ли отец трезвым, и если нет, то сколько успел выпить. Сегодня, услышав поворот ключа, Майя съежилась. Отец был не просто «теплым» – он был «хорош».

– Привет, папа.

– Привет-привет. – Он стянул с плеч форменную безрукавку из черного искусственного меха, напитавшегося запахом пота, сигарет и еще чего-то очень нехорошего. – Что на ужин?

– Рагу. Я сейчас разогрею.

Отец любил, чтобы к его приходу горячий ужин стоял на столе. Майя поспешила на кухню: нельзя терять ни секунды. Она успеет нарезать хлеб и накрыть на стол, пока отец моет руки.

Он не пошел в ванную. Остановился в двери и смотрел, как Майя торопливо расставляет тарелки, чашки, вынимает из холодильника масло на блюдце, чистит луковицу.

– Что глаза прячешь? – спросил отец тихо, но таким голосом, что у Майи похолодела спина.

– Сейчас все будет готово…

– А ну посмотри на меня! – он взял ее за подбородок и заставил поднять голову. Его руки после работы пахли отвратительно.

– Рожу она воротит, понимаешь. – Он разглядывал ее, прищурившись, будто впервые видел. – Презирает родного отца…

– Я не презираю!

– Да я вижу. Все у тебя на лице написано. Папка ей не такой. Деньги, на которые ты жрешь, тоже не такие.

– Папа, нет. – Она изо всех сил старалась не заплакать. Ее слезы всегда бесили его еще больше.

– Да ты знаешь, что я как на войне каждый день! Что у меня за работа, а? Что я делаю, чтобы ты, писюха, могла спокойно ходить в школу, смотреть телик?! А ну пошли…

Он потащил ее в комнату, и тогда она попробовала сопротивляться:

– Папа, еда готова… Давай поужинаем, ну пожалуйста… Ты устал, отдохни…

– Я устал, – бормотал он сквозь зубы. – Я от жизни такой устал! Не понимаешь, чем отцу обязана, так я тебе объясню…

Он сунул флешку в свой старый компьютер, чуть не сломав гнездо. Майя зажмурилась, заранее зная, что сейчас увидит.

– Не сметь отворачиваться! Смотри! – Он хлестанул ее по щеке. Слезы разлетелись веером. Из динамиков компьютера послышался вопль, Майя попыталась заткнуть уши…

– Каждый день! Защищаю людей! Вас защищаю! От нави, от мертвецов этих, которые возвращаются! Весь порядок на мне держится, из-за нас город спокойный! А они рожи воротят!

На экране люди в меховых безрукавках танцевали, встав в круг, в центре корчился на земле человек и с каждой секундой терял человеческий облик: как будто из надувной куклы выпускали воздух. Орущий рот был – черная дыра, один глаз съехал к подбородку, другой уполз на лоб…

Майя вырвалась и бросилась бежать – прочь из комнаты. Прочь из квартиры. Куда глаза глядят.

Бежала, пока колотье в боку не сделалось нестерпимым. Тогда перешла на шаг – задыхаясь, облизывая пересохшие губы. На автобусной остановке не было ни души, Майя села на скамейку под сенью большого сиреневого куста. Он зацветет в апреле, если не срубят.

Закончить девятый класс, тогда ее возьмут в какое-нибудь училище. Тогда она сможет уехать из Одницы. Надо только закончить девятый класс. Если отец узнает, что она ведьма, – точно убьет. Он много раз говорил, что ведьмы ничем не лучше навок. А навок он убивает, это его работа. Он же чугайстер…

– Деточка, – послышался слабый голос. – Помоги мне, пожалуйста.

Майя подняла голову. Старушка в светлом плаще, в соломенной шляпке стояла в двух шагах, опираясь о тележку со сбитым, сломанным колесом. В тележке лежала продуктовая сумка.

– Ага, – сказала Майя прежде, чем успела подумать. Встала, взялась за ручку тележки – действительно тяжелый груз. Как будто бабушка купила в супермаркете кирпичи.

– Здесь недалеко, – сказала старушка. У нее было приятное, в сетке добрых морщин лицо. Майе стало неудобно: старушка, такая хорошая, не подозревала, что Майя ведьма и связываться с ней приличным людям не стоит. Вышло, будто Майя ее обманывает.

– Спасибо тебе, – говорила старушка. – Ты чем-то расстроена?

– Я ведьма, – прошептала Майя и втянула голову в плечи.

– Я знаю. – Старушка кивнула. – Ты заброшенный, затравленный ребенок. Но ты не всегда будешь такой. Однажды ты станешь свободной и сильной. Никто тебя больше не обидит – никогда. Ты сама накажешь всех, кто посмел когда-то причинить тебе боль.

Старушка шагала рядом, разговаривая вполголоса, с улыбкой, как о чем-то само собой разумеющемся. Майя смотрела и не понимала: может быть, пожилая женщина плохо слышит, она не расслышала страшного слова?!

– Ты ведьма, – старушка кивнула. – Это значит, что в тебе скрыт великий дар. Думаешь, с тобой что-то не так? Это с ними что-то не так, деточка. Они злобная плесень. Мусор, который хочет тебя убить.

Странно, но теперь, слушая ее, Майя не чувствовала ни привычного страха, ни вины. Больше того, ей хотелось слушать дальше и соглашаться с каждым словом. «Злобная плесень»… да, какие точные слова. «Хочет убить»… и снова нету страха, только спокойная уверенность: теперь все будет хорошо.

– Все будет хорошо. – Старушка облекла ее мысли в произнесенные слова. – Твое время скоро придет, а пока подумай. Вот мы и на месте.

Майя увидела решетчатую калитку дома, которого, кажется, раньше не было на этой улице. Старушка улыбнулась, обнажив белоснежные молодые зубы, – Майя, вздрогнув, пришла в себя на скамейке в тени сиреневого куста.

Она задремала, уснула, ей привиделось. Никакой старушки не было, надежды не существует. Из мира грез Майя вернулась в реальность, полную страха, вины и унижений.

Ни Клавдий, ни Ивга не нуждались особенно в светской жизни, но игнорировать приглашение в третий раз было бы свинством. А кроме того, ректор, как было известно Клавдию, светскую жизнь любил и приемы в герцогском дворце не пропускал. И если в университетских коридорах ректор мог ускользнуть от визитера, спрятаться, подставить вместо себя заместителя, то в зале для приемов деваться ему было некуда. Клавдий с порога отметил, что интересующая его персона здесь, беседует, закусывает и совершенно довольна собой.