Доминик Пасценди - Альвийский лес [СИ]

И это значило, между прочим, что примеса не просто так везли мимо Альвийского леса — смерть его при правдоподобных обстоятельствах была задумана заранее. Только вот задумавшие — как раз умерли, а примес выжил.

Дорант, не менее язвительным тоном, возразил наместнику:

— Вы, уважаемые, все имели честь лицезреть Императора Йоррина Сеамаса Седьмого, живого и дееспособного. Некоторые из вас, — тут он обвёл присутствующих тяжелым взглядом, обещающим недоброе, — вполне добровольно и охотно принесли ему законную присягу. Таким образом, претензии дукессы Масты на трон Империи имеют своим основанием явное недоразумение, заключающееся, скорее всего, в отсутствии надёжных сведений у дукессы о наличии Императора Йоррина в живых и о его местопребывании. Я не высказываю — пока — прямого обвинения должностных лиц в том, что они не приняли своевременных мер к уведомлению дукессы об этих обстоятельствах. — При этом взгляд Доранта упёрся в наместника. — Надеюсь всё же, что ныне таковые меры будут, наконец, приняты.

Тот, однако, упёрся:

— Мы видели, каваллиер, что вы привезли из Альвийского леса некоего юношу, который ранее проезжал Кармон со свитой, не объявляя своего настоящего имени и звания. Свиту же, коя могла бы их объявить, вы из Альвиана не возвратили. Из чего следует, что у нас нет никаких доказательств, что этот юноша являлся законным наследником Императора примесом Йоррином. Присяга же Императору, буде она принесена по неведению самозванцу, не имеет силы.

Дорант вытащил из-под колета золотой поисковый артефакт:

— Вот артефакт, настроенный на кровь наследного примеса. Любой может убедиться, что он срабатывает в присутствии Его Величества.

Наместник с насмешкой задал неожиданный для Доранта вопрос:

— А кто дал вам, каваллиер, этот артефакт, и откуда вы знаете, что он настроен именно на кровь примеса Йорре?

— Я получил его в службе его сиятельства Светлейшего дуки Санъера.

— То есть от людей предателя, схваченного, осуждённого, изобличённого и казнённого на эшафоте, согласно той же прокламации?

Это был удар под дых. Дорант, как всегда в смертельной опасности, стремительно просчитывал в мозгу варианты своих действий, а главное — того, что он мог сказать. К сожалению, аргументов у него было немного: самым сильным из них могло бы быть собственноручное письмо предыдущего Императора наследнику, но Дорант отдал его альву, а тот почему-то не передал примесу. Где сейчас находилось письмо, не знал никто, включая альва (Дорант его спросил — без особого успеха; тот то ли не понял, о чём речь, то ли не захотел отвечать).

Чтобы не длить молчание, которое однозначно было бы воспринято как признание вины, он вытянул левую руку и показал свинцовый перстень с Имперской печатью, который также передавал примесу через альва, и который получил от Императора обратно уже как знак его новых полномочий:

— Вы знаете, что это такое, ньоры?

Активированный перстень разбросал вокруг радужные искры, будто в нём был крупный бриллиант.

По кабинету наместника прошелестел шёпот. Что это такое, знали все присутствующие.

— Вы, может быть, полагаете, что подобное может быть у того, кто не имеет на это права?

И опять местная знать зашепталась. Что полагается за обладание таким перстнем без соответствующих прав на него, знали все.

Но наместник не унимался:

— Ньоры, все мы знаем, что осужденный и казненный предатель Санъер, сумевший колдовством вкрасться в доверие покойного Императора, имел неограниченный доступ к артефактам и документам, подтверждающим полномочия императорских посланников. Почему бы он не смог получить такой же доступ и к подобным перстням?

Дорант не мог не отметить, что это было правдой. Дело было почти проиграно, и он потихоньку потянулся к рукояти четырехстволки, стараясь, чтобы его движение было незаметным.

Но тут, совершенно неожиданно, вмешался гильдмайстер Ронде, снова заставив Доранта серьёзно усомниться в своих способностях понимать и оценивать людей:

— Ньоры, прошу вашего внимания! — Сказал он. — Мы должны принять важнейшее решение, и при этом перед нами с одной стороны — бумага, неизвестно кем написанная и присланная (а мы знаем, что даже в нашем городе имелись люди, стремящиеся пресечь правильное наследование), а с другой — всем известные и достоверные артефакты предыдущего царствования. И юный Император, одного взгляда на которого достаточно, чтобы увидеть царственные манеры человека, который имеет право на власть. Кого мы должны слушать: безвестного писаря [50]из Кайселена, который перебелил так называемую прокламацию неизвестно с какого образца, или высокородного Доранта из Регны, коего мы знаем, как верного слугу предыдущего Императора, участвовавшего во многих славных деяниях, и в том числе в подавлении богомерзкого мятежа здесь, в Марке? Задумайтесь о том, какими могут быть последствия неверного выбора!

Дорант был потрясён. Последний, от кого он ожидал поддержки в Кармоне, был гильдмайстер, чья жена была из Аттоу и роднёй вице-короля. Происходило что-то непонятное, а Дорант терпеть не мог непонятного, когда оно касалось его или каких-нибудь важных дел.

Но настроение присутствующих начало заметно меняться: в конце концов, дукесса Маста далеко, а парень, претендующий на трон, с его до зубов вооруженными и совершенно безжалостными спутниками (особенно Дорантом, который, после расстрела двух Странноприимцев на площади, воспринимался как живое отродье Преисподней), были рядом.

— Полагаю, нам следует избежать торопливости в принятии столь серьезных решений. — Продолжил гильдмайстер. — По крайней мере, до тех пор, пока мы не получим дополнительных известий из метрополии, и не через посредников, а от заслуживающих доверия людей, облечённых полномочиями.

Присутствующие верхи кармонского общества запереглядывались и зашептались; наместник аж задохнулся, насколько для него неожиданным было выступление гильдмайстера Ронде. Тот же не стал терять инициативу и заявил, нарушая все мыслимые правила:

— Давайте, ньоры, не будем торопиться с выводами и совершать необратимые поступки на основе недостаточных сведений. Я предлагаю сейчас разойтись и всё хорошо обдумать. Мне кажется, чтобы не вызывать в простом народе излишнего напряжения и неоднозначных чувств, которые могли бы привести и к мятежу, стоит отменить объявленный уважаемым наместником сбор горожан на офисиаде. Согласитесь, что в отсутствие единого мнения у нас, лучших людей города, это было бы неосторожно.

Для человека не военного, не привыкшего решать быстро, всегда проще сказать себе: я подожду, пока всё прояснится — чем начать действовать в условиях, когда есть хоть малейшая неуверенность в правильности принимаемого решения.