Коротыш Сердитый - Под маской зверя [СИ]

Он ощутил, как его шеи коснулись холодные мокрые пальцы, а в спину, чуть ниже лопатки, уткнулся кончик лезвия кинжала.

— Соглашайся. — Произнес в ухо тихий шипящий голос хаса. — Пока еще у тебя есть шанс. А то старшему придется писать в Торнбьеф владетелю, что бандиты совсем распоясались, зарезали такого важного купца и его сына и бросили прямо на дороге. И к утру обоих обглодали дикие звери. — В голосе ящера не было насмешки, просто констатация факта. — Соглашайся, пока у тебя есть шанс.

— И вы… — купец сглотнул, понимая, что сейчас все, кто есть во дворе, на стороне ящера. — Хорошо, я согласен.

— Вот и умничка. — Острие кинжала прекратило колоть купцу спину и холодная рука убралась. — Иди и сядь возле костра, а то простудишься. — Сейчас хас явно насмехался. — Да и ты тоже не сиди на холодной земле. — Обратился он к девушке, которая все видела. — Рурк, идем, раненые сами себя не вынесут.

— Не тащите их под дождь, оставьте ближе к входу. — Посоветовал Олаф. — Арнгер, Тулле, Исгмар, тащите сено в пещеру, не на камнях же им лежать! И разведите возле входа костер, чтобы не давал холодному воздуху проникать внутрь. Давайте, шевелитесь!

Купец смотрел в спину идущего в шахту хаса и клялся, что отомстит ему за нанесенное оскорбление. Жестко и сурово отомстит.

Раненых лечили и располагали до самого утра. Когда солнце встало, то дождик перешел в свою моросящую стадию и просто напитывал влагой одежду, сапоги, проникал под доспехи. Воины ругались, но терпели, потому что для перевозки раненых и очнувшихся после использования зелья беспомощных воинов требовались повозки с лошадьми, а взять их можно было только в Шустове. Куда Олаф с парой рыбаков и охотников и отправился. Купцу отдали его лошадей и все повозки, куда складировали его товар — несколько рулонов с тканями, кое-какое оружие, изделия имперских кузнецов и невольников. И золото, конечно. Торгашу предстояло шлепать по грязи до Корснунга. Ничего, к вечеру дошлепают, дорогу еще не сильно развезло. Сожранные бандитами деликатесы никто Торганду вернуть не смог и он получил еще сотню золотых в качестве оплаты ущерба. Грундальф хотел поскорее избавиться от него, поэтому так расщедрился.

Торганд не стал ничего говорить на прощание, щелкнул кнутом лошадь, причмокнул губами и выехал со двора. Сейчас его судьба в его руках, никакого сопровождения Грундальф ему не выделил, сказав, что банда в окрестностях Шустова была одна и до Корснунга он доберется без происшествий. А там пусть нанимает кого угодно, деньги у него теперь есть и немалые. Повариха с досадой смотрела на купца и с благодарностью на Когтя, но понимала, что против воли хозяина она не пойдет. Ее дети работали в его доме, хорошо пристроились в лавках и глупо было бы отрубать руку, которая тебя кормит, пускай так и будет правильнее.

Девушка, которую звали Вирста, по мере своих сил помогала с ранеными и завалилась спать уже когда солнце встало достаточно высокого. Света через плотные тучи хватало и небо наблюдало, как возле входа в шахту копошатся кымы. Трупы не стали предавать реке, как поступил Коготь — всех стащили в остывшую от огня жилую комнату, где от жара раскалился даже камень и теперь медленно остывал. Анга к тому времени пришла в сознание, но еще была слаба. Она попросила перенести себя к месту "погребения" и, используя посох, просто направив через него свою мысль, сожгла всех до состояния пепла. После чего снова отключилась — организм требовал восстановления, да и небольшое сосредоточение потратило едва восстановивщиеся силы.

Грундальф к утру почувствовал себя лучше и смог встать. Рурк нашел в сумке Анги укрепляющее зелье и предложил его здоровяку, которое тот выпил с удовольствием. Коготь к тому времени вместе с воинами закончил потрошить оружейку и вынес последнюю добычу, награбленную бандитами. Главарь шайки выжил, его морду смазали заживляющей мазью, чтобы не истек кровью раньше времени и сейчас он с оставшимися в живых подельниками сидел прямо под морошью, дожидаясь, когда его транспортируют в город. На вопросы про тайник он только скалился и молчал. Коготь оставил его в покое — все равно не скажет, а остальные не знают. Может быть посмотреть в зале или возле трона, подумал ящер и так и сделал.

Тайник он не нашел, но нашел кое-что интересное — пару записей в небольшом сундучке. Замок вскрыть не смог, зато смог сломать. Читать он не умел и решил было отнести их Грундальфу, но потом передумал. Импульсивный здоровяк мог узнать из них нечто важное и не сказать потом Когтю, так что пускай лучше Анга прочтет их, когда поправится. И решит, что с этим делать. А Коготь был уверен, что она поправится — снадобья творили чудеса. Мало того, что влитый внутрь тела раствор срастил мышцы и пострадавший орган, так еще и оставил после себя неглубокий шрамик, полностью закрыв рану. Ящер ближе к полудню, когда закончил таскать трофеи, решил проверить, как там знахарка и удивился тому, что увидел. Теперь ей нужен покой и сон, чтобы набраться сил. Ну и осмотр лекаря также не повредит — пострадавший целитель вряд ли сможет излечить себя самостоятельно, если двигаться не может. Тут нужен сторонний специалист. Которого Олаф и привез.

Афруд развил невероятную бурную деятельность, напоив всех укрепляющими микстурами и чуть ли не облив с ног до головы заживляющими растворами и измазав мазями. На большее его знаний не хватило, но спасибо хотя бы и на этом. Едва завидев ящера, он напугался, но остальные воины и простые работяги уже попривыкли к внешнему виду хаса и не так сильно дергались, когда он проходил мимо. Представители его расы редко появлялись в Шустове, а если и появлялись, то только в качестве кожаных курток и сапог. Коготь помогал, чем мог. Он загрузил первую партию раненых и пострадавших в повозки, туда же уселся Грундальф, оставив в лагере за главного Олафа. Рурк попытался было пристроить Ангу среди них, но старейшина запретил, сказав, что пришлет отдельную телегу. Нечего, мол, сильной магичке и знахарке в тесноте ехать, придавят еще. Коготь был с ним полностью согласен. Перед отъездом Грундальф подозвал ящера к себе.

— Что думаешь сейчас делать? — спросил он. Коготь прислушался к внутреннему голосу. Едва солнце встало, а последний бандит был сожжен (пленные не в счет, их ждала участь повешенных), он ощутил в теле какую-то легкость. Как будто тяжелый камень с души свалился. Похоже, он выполнил свои обязательства перед Богами и теперь свободен. Взамен ему оставили жизнь и это тело. И Коготь вполне был этим доволен — оно ему нравилось. А то что он теперь ящерица, то к этому можно привыкнуть, не кролик же какой-нибудь. Вот была бы хохма, вселись он в такую животину. Только и делал бы, что бегал от волков по лесу и трахал крольчих в перерывах между погонями. От таких мыслей Когтю стало весело, но на морде как всегда не отразилась ни одна эмоция, лишь хвост чуть шевельнулся. На вопрос же Грундальфа он просто пожал плечами — не знаю. — Оставайся. — Разрешил здоровяк. Он немного помолчал. — Я раньше сталкивался с вашим братом и не скажу, что эти встречи счастливо заканчивались. — Грундальф снова сделал паузу. — Я считал, что все вы — дикие твари. Похоже, что я ошибался. У вас все также как и у нас — есть злодеи и бандиты, а есть кымы, нет, хасы чести. — Он усмехнулся. — Оставайся. — Повторил здоровяк. — Здесь тебе ничего не грозит, чего не скажешь об остальном Пределе. Да и купец… затаил на тебя злобу. — Грундальф помрачнел. — Уверен, он захочет тебя убить.