Василий Криптонов - Солнцеворот

Ирабиль фыркнула и отвернулась, сложив на груди руки. Постояла так. Потом походила вокруг столика, демонстративно не глядя на пробирку.

Она не знала, сколько времени прошло. Знала лишь, что свеча догорела, но её собственные глаза полыхали достаточно ярко, чтобы видеть гадкую голову дракона, которая ухмылялась ей в темноте.

Принцесса взяла пробирку и вгляделась в нее. Ну кровь и кровь, ничего особенного! Однако желудок свело судорогой, и палец потянулся к тому выступу, на который достаточно было нажать, чтобы кровь выплеснулась из драконьей пасти. Внутри бушевал пожар, залить который можно только кровью.

Принцесса закатила пробирку под кровать и уселась сверху. Потом легла, попыталась уснуть, но все мышцы до единой были напряжены.

«Да сколько я уже здесь сижу? Лет пятьсот точно!»

А что если про нее забыли? Что если что-то случилось? Быть может, папа разозлился на Аммита и прогнал его, а тот не успел рассказать, куда запрятал его дочь? Тогда она просто глупышка, что не выпьет крови и не вырвется отсюда!

Ирабиль с сомнением покосилась на дверь, обитую сталью на крови вампиров. Аммит называл такую «нерушимой».

Принцесса попыталась сделать проверку — обратиться летучей мышью. Эта трансформация давалась ей легче всего. Но в этот раз не вышло. Значит, снаружи всё ещё день… Но какой день? Пятый? Сто пятый? Или всё же первый?

Пробирка под кроватью мучила ее, и Ирабиль перекатила её под кресло. Легла на кровать и отвернулась к стене. Сама не заметила, как принялась глодать руку. Отдернула её и заплакала. Что-то страшное творилось с ней. Она не могла управлять собой! И не могла исполнить своё желание — это она-то! Та, что привыкла к беспрекословному, мгновенному осуществлению любого каприза.

Принцесса пыталась дышать, без толку наполняя воздухом легкие, но о том, чтобы запустить сердце, не могло быть и речи.

Она металась по комнате, разговаривала сама с собой, рассказывала сумасшедшие истории, смеялась и плакала кровавыми слезами, а потом слизывала капли с рук. Она то и дело пыталась превратиться в летучую мышь.

В какой-то момент она обнаружила, что сидит посреди комнаты, на столе, держит в руке пробирку и таращится в драконьи глаза. Показалось, будто пробирка пуста, и принцесса пискнула от страха, выпустила её из рук. Расстроить Аммита она боялась пуще всего на свете. Аммит был хорошим, и она хотела, чтобы он ей гордился.

Упав на каменный пол, пробирка покатилась к стене. Ирабиль жадно прислушалась к звуку. Нет, полная. Полная!

Когда Аммит открыл дверь утром, на рассвете, то обнаружил висящую под потолком нахохлившуюся летучую мышь. Она зацепилась коготками за почти неразличимую трещинку в камне. В углу комнаты громоздились вещи. Принцесса стащила туда всё, что у нее было: сперва бросила столик, придавила его креслом, а сверху навалила кровать. Аммит расставил мебель по местам. Под столиком обнаружилась нетронутая пробирка. Только борозды от клыков на стекле говорили о том, с чем пришлось бороться узнице.

«Я горжусь вами, ваше высочество», — сказал Аммит и вытянул руку.

Летучая мышь спикировала ему на палец и взвизгнула. Аммит улыбнулся, погладил безобразную голову зверька.

«Что ж… Пойдемте, посмотрим, чем можно вас накормить. А лишь только зайдёт солнце, вы получите столько крови, сколько захотите. Но помните это испытание, помните эту комнату. Здесь вы узнали, что способны вынести, и это знание сделает вас сильнее».

А теперь принцесса испытывала лишь человеческий голод, от которого всего-то приходит отупение и слабость. Но даже в этом боялась признаться, потому что тем, кто шагал рядом с ней, было стократ хуже.

— А может, слетаем куда? — предложил Роткир.

Остановивший сердце, он вновь напоминал себя прежнего, и Ирабиль понимала, почему. Никаких чувств — ни ужаса, ни отчаяния, ни боли, ни грусти, — ничего, кроме страсти, которую он ещё не воспитал. Так просто жить и быть самим собой. Если бы не голод.

Роткир и Кастилос шли впереди, плечом к плечу, а Ирабиль тащилась за ними, шагах в пяти. Прошла уже половина ночи, но ни о каком привале речи не было. Ирабиль еле передвигала ноги, но молчала. Что она могла предложить? Развести костер и смотреть друг на друга голодными глазами? Рано или поздно дойдет и до такого, но по своей воле приближать ужасный миг она не собиралась.

— Куда, например? — проворчал Кастилос.

Он обернулся, скользнул взглядом по принцессе и кивнул. Так он делал постоянно, притворяясь, будто проверяет, идёт ли она. Но Ирабиль не давала себя обмануть. Она слишком хорошо помнила, как сидела на столике, глядя на пробирку.

— Да хоть куда-нибудь! — разозлился Роткир. — Мы сейчас куда идём? На что надеемся? Это ты наученный, привык рогом упереться и ломить до Алой Реки, а я человек простой, мне надо — я беру. И вообще, Река не в ту сторону. Вот и полетели бы людей искать.

— Хочешь сказать, ты бы сумел вот так запросто выпить кровь из первого попавшегося человека? — спросил Кастилос.

— А хочешь сказать, нет? Мужик, ты забыл, с кем разговариваешь. Я вырос там, где, чтобы выжить, нужно у голодающих корки хлеба изо рта выдергивать. А потом уже учиться сытых бить, да мясо отбирать. Это тебе не в деревне коров за сиськи дергать.

Кастилос промолчал, но Ирабиль почувствовала, что очередное упоминание о деревне было ему неприятно. Кастилос сделал всё, что мог, чтобы оставить прошлое в прошлом. И она привыкла к нему такому: сильному вампиру, умеющему вести себя изысканно и готовому умереть, спасая от смерти ее. Однако у прошлого есть одна отвратительная черта: что бы ты ни делал, оно уже случилось, и его не перепишешь. И где-то там, внутри, Кастилос навеки останется деревенским мальчишкой, повстречавшим в лесу охотницу Эмкири. А она, Ирабиль, останется сумасшедшей девчонкой, сбежавшей из дома, чтобы спасти Левмира.

Боишься, Солнышко? Это потому, что ты не светишь. Не хочешь светить. Впотьмах блуждать предпочитаешь.

Ирабиль содрогнулась, так явственно услышала голос старушки. Завертела головой и показалось, будто увидела среди деревьев силуэт, который тут же растворился в темноте.

— Эрлот собрал всех людей в Кармаигсе. Всех, кого не убил, — сказал Кастилос.

— Знаю. И чего? Мы так и так в Кармаигс собирались. Вот и полетели, заодно пожрем. А если этот твой Эрлот чего-то предъявлять затеет, так мы ему сами предъявим: ты, мол, нам в Варготосе сколько крови попортил? Вот и давай, делись теперь, а то ножиком под ребро пощекочем, чисто смеху ради. Серьезно, мужик! — Роткир остановился и повернулся к Кастилосу. — Либо ты мне рассказываешь сейчас, на что надеешься, либо я точно полетел. Э, рыжая! Научишь, какие заклинания шептать, чтоб летучей мышью обернуться?