Василий Криптонов - Солнцеворот

— Чего тебе надо? — невнятно проворчала Унтиди — Эрлот крепко держал её челюсть.

Сагда не могла не поразиться силе духа подруги. Она-то смогла бы лишь пищать, глядя в глаза такому чудовищу. А то и пищать бы не получилось. Задохнулась бы.

Эрлот легонько оттолкнул девочку, отвернулся. Шагая обратно к трону, он вынул платок из кармана плаща и обтер руку.

— Моя фаворитка хочет играть с вами в школу. Завтра, в обычное время, она будет ждать вас на урок. Если она вернется в дурном настроении, до заката вы узнаете цену моему слову. Игра закончится. Очень жаль. Но если она вернется счастливой… — Эрлот опустился на трон и с улыбкой окинул перепуганных детей взглядом. — Тогда мы поиграем ещё. Только уже не с вами. Убирайтесь. Времени на то, чтобы всё обдумать, у вас полно.

Никкир дёрнул Сагду за руку. Хорошо, что дёрнул, иначе она бы не смогла пошевелиться. А так — ноги сами собой зашагали куда-то. Будто сквозь мутное стекло виднелись каменные стены, дверь, улыбка баронета-привратника. Кажется, он что-то сказал Никкиру — придумал ответ на шутку, не иначе.

Во дворе лёгкий ветерок привёл Сагду в чувства. Она обнаружила, что все они стоят тесным кружком, в центре которого — насупившаяся Унтиди.

— Завтра мы пойдём на урок, — процедила она сквозь зубы, глядя в землю. — И вот что там будет…

…А ночью случилось вот что. Сагда лежала, глядя в потолок невидящими глазами и не могла уснуть. Даже Унтиди перестала уже гневно сопеть, дыхание её сделалось лёгким, незаметным. Вдруг в окошко тихонько стукнули, и у Сагды кольнуло сердце.

Ещё один тихий стук. Все спят. Никто не шелохнётся. Кому стучат-то? Она одна не спит.

Сагда встала и, крадучись, прошла к двери, вышла в тёплую ночь.

— Так и думал, что не спишь, — раздался из темноты шепот Никкира. — Я ещё днём хотел… Ну… Там случая не было. Ты, в общем, спрячь главное, чтобы эти не увидели. В общем… Ну, пока.

Он убежал, сунув что-то в руки Сагде. Та присмотрелась. Ладонь коснулась волос — совсем настоящих, — в лунном свете показалось фарфоровое лицо. Кукла! Та самая кукла из покоев принцессы, которая так Сагде понравилась.

Обнимая эту куклу, Сагда уснула, и, хотя сердце переполняла тревога, было в нём и что-то тёплое, что-то хорошее. Вряд ли так уж сильно связанное с куклой.

Один за другим ученики вошли в класс, уселись за парты, приготовили листы бумаги и карандаши. Арека сидела за столом учителя и старалась не выглядеть слишком изумленной. Почему-то ей хотелось верить, что дети проявят упорство, что Эрлот не сумеет заставить их слушаться. Тогда она бы придумала какой-нибудь новый план, новый способ достучаться до них.

Но ученики были здесь и молча смотрели на Ареку, ожидая начала урока.

Она встала, откашлялась, пытаясь собраться с мыслями.

— Здравствуйте. Я… очень рада, что вы пришли, как бы то ни было. Потому что это на самом деле очень важно.

Она говорила и, слыша себя, мысленно морщилась. Как глупо и фальшиво звучат слова! Но кроме слов не было ничего, и Арека вцепилась в них, заставляя себя говорить и говорить, запрещая себе думать.

Думать надо было раньше. А теперь приходилось действовать.

— Очень важно знать те вещи, которые записаны языком вампиров. Только то, что записано этими символами… — Туту она повернулась и показала на доску, где вновь, глумливой насмешкой, красовался знак «Доверие». — Является правдой. Здесь вас учили человеческой грамоте. Но всё, что написано на человеческом языке, написано для людей.

Арека помолчала, затаив дыхание. Она ждала вопроса, возражения, выкрика — хоть какой-то реакции. Но дети молча смотрели на нее, приготовив карандаши. Стеклянные, бессмысленные глаза.

Незаметным движением Арека обтерла вспотевшие ладони о платье и, глубоко вдохнув, шагнула в бездну:

— Вы наверняка слышали про императора Киверри, про то, как его убили здесь, в Кармаигсе. Здесь была его земля, и, опустошив её, он отправился на Восток, разоряя и порабощая людские поселения. Он уничтожил бы весь мир, если бы не Эрлот, Эмарис, Атсама… И другие. Те, что сегодня — лорды и графы. Об этом говорится открыто. Но кое-о-чем умалчивают все человеческие книги. О том, как император, осознав, что поражение неминуемо, начал обращать людей…

Она говорила, и слова её будто тонули в вате. Наплевав на осторожность, Арека почти открытым текстом рассказывала то, к чему надеялась подвести детей осторожно. Им нужно было сделать лишь один крохотный шажок навстречу, хотя бы прислушаться и подумать… Но они не хотели думать. Они смотрели на нее и ждали, когда она скажет записывать.

И Арека сдалась. Схватив со стола книгу, она переписала на доску ещё несколько значков. Велела сделать то же самое на листах, и дети выполнили приказание. К концу урока на каждом листе бумаги было написано одно и то же. Слова, которые произносил обезумевший император Киверри, претворяя в жизнь один из самых страшных своих планов.

«Кровь моя. Дети мои. Сегодня Алая Река выходит из берегов».

Внизу, в гостиной, через которую неизбежно выходили ученики, был накрыт стол. Арека принесла из замка печенья и пирожные. Арека знала, что поначалу в школу ходили, чтобы поесть, истребляя запасы кладовых Кастилоса. Но голодные времена прошли, и ученики молча покидали здание, даже не взглянув на угощения. Когда за последним из них закрылась дверь, Арека заплакала.

Она стояла у основания лестницы, прислонившись к увенчанному полированным деревянным шариком столбику, и заливалась слезами. Пыталась спрятать их в ладонях, но какой в этом был смысл, когда рыдания разносились по всему дому?

— Я бы посоветовал крепкий черный чай, — сказал невесть откуда взявшийся дворецкий Чевбет. — Ну и сладости. Вон их сколько, мне всё не съесть.

Подумав, что он издевается, Арека бросилась к двери. Уничтоженная своим провалом, она хотела лишь одного: исчезнуть. Плевать, будь что будет, они сами отвергли её дважды!

— Стой, — приказал Чевбет, и ноги Ареки послушно остановились. — Скажи, чего ты хотела добиться от детей? Доверия или знаний?

Арека медленно повернулась к сидящему за столом дворецкому. Тот, откинувшись на спинку стула, держал чашку у самого лица и дул, сгоняя пар в сторону. Вторая чашка стояла на столе.

— Доверия, — прошептала Арека.

— Тогда зачем пыталась внушить им знания? Когда я хочу пить чай, я наливаю в чашку чай. Когда хочу молока — наливаю молоко. Но налить молока и плакать, что чай неправильного цвета — это глупо.

— Если кто-нибудь узнает, что я рассказывала людям такое, меня убьют! — выкрикнула Арека. — Что, этого слишком мало для доверия?

— Никто тебя не убьет, девочка, — вздохнул Чевбет и отхлебнул из чашки. — Захоти ты поднять восстание среди людей — у тебя силенок не хватит, а будешь пытаться, Эрлот ограничится подзатыльником, и ты успокоишься. То, что ты задумала, кажется тебе великой войной. Но на самом деле это — крохотный жест, призванный очистить твою душу. Вот что они видят, когда ты забиваешь им головы этими непонятными письменами. То, что ты хочешь покоя для себя. Ты, вампирская подстилка, как они называют тебя шепотом за глаза.