Дэн Патрик - Колдовская метка [litres]

– Далеко же вы забрались. – Хьелльрунн скрестила руки на груди, как будто этого было достаточно, чтобы запретить всадникам зайти в хижину. – Должно быть, этот знакомый был вам очень дорог.

– Я не говорил, что он мужчина.

Ещё один комментарий на сольском, на этот раз от второго наездника, белокурого мужчины с налитыми кровью глазами и бледным лицом. Он взял поводья лошадей и привязал к ветке соседнего дерева.

– Может, внутри поговорим? – предложил темноволосый. – Не стоит держать дверь открытой в зимнюю стужу.

Хьелльрунн вернулась в комнату, не поворачиваясь к гостям спиной и не сводя с них глаз.

Госпожа Камалова сидела на стуле, склонив голову набок. Одной рукой она постоянно трогала щёку, а вторую руку, как будто скрюченную болезнью, неподвижно держала на коленях. Внезапно с губ её соскользнула песнь, тихая и сказочная, и старуха принялась качаться взад-вперёд в ритм со своей музыкой.

– Что с её глазами? – спросил темноволосый всадник, указывая на повязку. Его улыбка исчезла, и он остановился у двери.

– Потеряла зрение, – ответила Хьелль. – Иногда она бродит по лесу, а у нас нет денег на белую краску для трости, поэтому обходимся повязкой.

Всадник с налитыми кровью глазами скользнул в комнату и начал вышагивать от одного угла к другому, рассматривая каждую деталь, начиная от мебели, заканчивая кружками с чаем. Хьелльрунн прикинула, что напарники примерно одного возраста, младше отца на добрых пять лет.

– Почему она поёт эту песню? – поинтересовался темноволосый.

Госпожа Камалова тихонько мурлыкала себе под нос и раскачивалась, постоянно трогая лицо. Хьелль сглотнула, чтобы смочить пересохшее горло – храбрость её начала иссякать. Песнь была на сольском, и слов она не понимала.

– Эту песню…

Оба всадника посмотрели на девушку, и Хьелльрунн инстинктивно отпрянула. Музыка не входила в их план; теперь эта самодеятельность может обречь их обеих. И Кристофин тоже.

– Эту песню пели солдаты, которые убили моего дядю. – Хьелльрунн сама удивилась, откуда взялась эта ложь.

– Дядя, должно быть, негодяем был, – сказал темноволосый всадник, снова начиная улыбаться.

– Его сбили повозкой, пока он нёс мешок с картошкой.

– Нужно быть внимательнее, – ответил блондин, однако в его глазах мелькнуло смущение.

– Он был глухим, – добавила Хьелльрунн, испытывая внезапную потребность защитить вымышленного дядю.

– Мне жаль, – произнёс блондин, пока темноволосый всадник рассматривал хижину, всё так же улыбаясь.

– Кто-нибудь есть в дальней комнате?

– Сестра. Она спит.

– Сестра? Может, стоит её разбудить? – Он улыбнулся товарищу. – Вдруг она нам тоже песню исполнит?

– Не стоит, – предупредила Хьелльрунн. Страх сдавил ей горло, и она сделала шаг назад, держась за него рукой. Сколько ещё лжи она сможет выдавить из себя?

– Стоит, – настаивал темноволосый всадник.

– У неё четвертый день лихорадка. Заразная штука.

Он остановился.

– Лихорадка?

– Я бы не стала рисковать. Нет, если у вас водятся лишние деньги на лекарства, то милости прошу, – добавила Хьелльрунн. – На коже вылезают волдыри, от которых потом остаются шрамы, если вдруг расчешешь.

Всадник испуганно повернулся к товарищу и о чём-то потолковал на сольском. Блондин пожал плечами, а темноволосый отошёл от спальни с гримасой отвращения вместо ухмылки.

– Мне ещё нужно подмести и собрать дрова, так что если вам больше ничего не нужно… – Хьелль замолчала под испепеляющим взглядом темноволосого всадника.

Второй мужчина шагнул вперёд и положил монету на стол.

– На лекарства для сестры.

Он повернулся, распахнул дверь и вышел.

Его товарищ тоже собрался уходить, и Хьелльрунн уже вздохнула с облегчением, но внезапно тот остановился. Госпожа Камалова продолжала напевать и тихонько покачиваться.

– Откуда у вас чай с Ямала?

Глаза Хьелль расширились от изумления, и она недовольно фыркнула.

– Да что вы! Разве мы можем его себе позволить? И вообще, я бы не притронулась к этой грязи. В Нордвласте прекрасный чай!

Всадник принюхался, глядя на дымящиеся чашки.

– Ошибся, – фыркнул он и вышел из двери.

– Как вы нас нашли? – крикнула Хьелль, когда всадники взбирались на чёрных лошадей.

– Мясник сказал, что в лесу живёт старуха с мерзким характером. – Темноволосый пожал плечами. – Ошибся, видать. Это явно не о вас.

Хьелльрунн захлопнула дверь и прижалась спиной, стараясь унять дрожь в руках. Звук копыт становился всё тише. Пение прекратилось, и госпожа Камалова сняла с глаз повязку. Она уставилась на ученицу тяжёлым взглядом, но быстро расплылась в широкой улыбке.

– Врёшь, как шанисрондский моряк.

– Ты спасла нас, – прошептала Кристофин, выходя из спальни.

Она подошла к Хьелль и сжала её руку.

– Ты нас спасла, – повторила девушка.

– Верно-верно. – Госпожа Камалова провела пальцем по губе. – Если в колдовстве ты столь же сильна, как и во лжи, тогда ученица моя превзойдёт все ожидания. Завтра пойдём к скалам.

– Зачем? – нахмурилась Хьелльрунн. – Снег не прекращается, и на улице жуткая стужа…

Лицо старухи было непреклонным.

– Чтобы победить таких вот людей, – сказала Камалова, указывая на дверь, – нужно уметь не только болтать, но и применять силу. Колдовскую силу.

Мысли Хьелль метнулись к Стейнеру. Интересно, что с ним? На что похож этот остров?

– Зоркие на острове уже знают, что у Стейнера нет колдовской метки, – сказала госпожа Камалова, подняв палец. – И смерть двух Зорких в Хельвике вынудит их…

– Вернуться.

Наставница кивнула и отпила чай, пока Хьелльрунн пыталась осознать, насколько сильно изменилась её жизнь за столь короткий срок.

– Но я только начала обучение… Как я могу… – Она жестом указала на дверь.

– Не можешь, – ответила Камалова. – А должна.

Кузница никогда не была весёлым местом, но теперь печаль стала невыносимой и тяжёлой, словно кандалы. Ромола уплыла и, что ещё хуже – на горизонте маячил имперский корабль.

– Я уже думал, что сбегу с острова, – признался Стейнер, пытаясь отдышаться.

– Знаю. – Кими положила инструмент и шагнула вниз с помоста. – Письмо было жестокой шуткой, но уход Ромолы – и того хуже.

Стейнер прикусил губу.

– Эгоистично было думать, что я сбегу и оставлю вас здесь на произвол судьбы.