Константин Крей - Изувеченный Маг

— Будет сделано.

— Отлично.

Судя по звукам, Макз встал и пошатнулся, на что тут же отреагировал связной, подхватив герцога.

— Пойдёмте в опочивальню, милорд. Я позову целителя. Перед завтрашним днём вы должны быть на пике возможностей.

Летар озадаченно поморгал, даже не обратив взор к метке на руке, которой до сих пор цеплялся за конёк крыши. Макз хочет убить ослепшего Дераса Кааса? Кажется, удача сжалилась над несчастным убийцей и нежно оплела его своей ладонью. Летар пустил бы слезу счастья, если б не тот факт, что за ним, вероятно, охотится весь город, а провидец пока ещё не подох. Но… всему своё время. Завтра утром Дерас умрёт, и Летар прихватит Макза за глотку, вызнав место заключения Кириона. И тогда его долгое путешествие за магией подойдёт к концу, искажённый организм восстановит целостность, и энергия зациркулирует в нём, как прежде.

Убийца методично задвигал руками, смещаясь к западному крылу крыши, с твёрдым намерением пробраться в знакомые покои и затаиться там. Проскользив до самого края, убийца отцепился, скользнул вниз, соскочил с карниза и хлопнул подошвами о мраморное покрытие балкона.

Пустую комнату успели перевернуть вверх дном и пригладить обратно так, будто здесь не искали неуловимого убийцу. Летар оценил заправленную в спешке постель, приоткрытый гардероб, и сдвинутые на одну сторону шторы. Не тронут был только стол, на котором бессчётное время тому назад Лит обсуждали план обороны города. Не имея альтернатив, Летар забрался в пустой шкаф и закрыл за собой деревянную дверцу достаточно тонкую, чтобы пронзить её магическим взглядом.

«Будьте благословенны дворянские излишества», — вздохнул про себя убийца, подогнул ноги и сложился втрое, умудрившись сесть на корточки. Более тридцати часов без сна, две драки насмерть и ежесекундно изнашивающий его сердце страх, взимали непосильную дань с организма. Летар не был сверхчеловеком и за недостатком энергии даже не мог притвориться оным, его максимум — усилить кровообращение в ногах, чтобы они не затекли в неудобной позе. И то, только из тех соображений, что он не хочет вместо скрытной атаки из шкафа неуклюже размазаться по полу носом вперёд, так бы и эта частичка энергии осталась при нём.

Взмах стеснённых рук — по икрам разлилось жгучее тепло. Летар прислонился затылком к спинке шкафа и закрыл глаза, выжидая.

«Насколько я заслуживаю жить после всего совершённого?»

Вопрос возник сам, назло краткому мигу умиротворения и вопреки готовому плану по нахождению Кириона.

«Я оправдывал себя тем, что иду не по пути случайности, а где её нет — там находится истинная справедливость, выбор настоящего человека. Справедливость, выраженная в ясности последствий за каждое совершённое действие. Но я не слишком задумывался, так ли хороша справедливость. Дерас исключил для себя случайность и вмешался в жизнь всей человеческой расы, заразив её собственным детерминизмом. Стал ли мир лучше? Стал ли он хоть на толику яснее? Нет. А даже если бы стал, что стало бы с миром, если бы все видели своё будущее, знали последствия каждого действия наперёд? Бесконечный конфликт свободы выбора — нет, невозможно. Воцарилось бы первозданное право сильного: столкновения разнородной воли в погоне за лучшим исходом, невозможным для всех и сразу, доступным лишь для могущественнейших мира сего. Магия ясновидения сложна, она ставит палки в колёса иных разделов магии, она лжёт без оглядки, подбрасывая несчастным картины невозможного будущего, и сводит слабых владельцев с ума, отправляя в погоню за несбыточными грёзами. Всё оттого, что ясное видение мироустройства не предназначено для немощных духом людей. На самом деле, магия милостиво держит в тайне от них тот факт, что справедливость и человечность несовместимы. Где есть одно, там не может быть другого».

Осознание пришло с задержкой в половину прожитой жизни. Сколько бы он ни оправдывал себя, Летар всё это время был не на той стороне баррикад, сражаясь за идеи, которые нельзя назвать лживыми, нет. Зато бесчеловечными, жестокими, неправильными — сколь угодно. Человечеству грозит одна и та же справедливость, смыкающая когти на каждом, кто приходит в этот мир.

Невиданные прежде слова выжгли своё клеймо на разуме убийцы:

«Человечность происходит из свободы. Справедливость — это нож в горле свободы».

Летар не сомневался, где именно в этой формуле пролегала утраченная магия. Его магия. Та, с которой он брезгливо отверг ясновидение и получил способности к исцелению. И на противоположном полюсе распахнула свою тлеющую мантию Болезнь — злобная противоположность здоровья.

Болезнь ли?

Нэйприс научила Летара одному незнакомому слову, обронив фразу, отозвавшуюся сейчас язвительным эхом в памяти убийцы. На разум было поставлено новое клеймо:

«Болезнь и смерть тождественны. Смерть — венец справедливости».

И Летар последние десять лет носил этот венец как гордый избранник смерти, её неотразимый принц, забирающий жизни у тех, кого раньше мог исцелить. Имелся ли повод пускать в ход кинжал? Без всякого сомнения, кто-то заслуживал умереть. Гибель Регато — жирного покровителя фьериланского криминала — была подобна отсечению заражённой конечности и сэкономила жизни неповинных людей. Но связная Макза? Летар даже не знал её имени. Даже не собирался её убивать!

Стоя по шею в крови, Летар понимал, что отмыть руки уже не выйдет, но прозревшая совесть все равно обглодала его до костей. С такой ясностью он ещё не взирал на окружающий мир, словно перед глазами провёл рукой всемогущий целитель.

«Я не заслуживаю магии. Я предал её сущность».

Печать опалила руку, заставив сердце убийцы подскочить. Но нет, это было секундным наваждением, крест на ладони остался без изменений.

«Есть человек, оставивший на магии рану куда более глубокую. Он обязан умереть. Его жизнь оборвётся любой ценой».

Летар испытал первобытную уверенность в том, что это будет самый альтруистичный поступок в его жизни. Ждать заветного часа стало значительно проще. Страх ушёл, сердце трепетало в предвкушении момента, когда можно будет поставить точку на поисках себя. Вечер и ночь пронеслись единым порывом, убийца даже не успел посмотреть им вслед. Его подсвеченные магией глаза впились в лазурное небо над морем, в недвижимую башню под небесным сводом, в циклопический надлом горизонта. Он ждал изменений на этом полотне, но изменения пришли с другой стороны света.

Сперва над столицей полетел трезвон колоколов. Затем совсем рядом, буквально снаружи от комнаты Летара раздался топот многочисленных пар ног. Грохот на далёкой лестнице. Бодрые командные выкрики западного офицера, слышимые без всякого усиления слуха: