Урсула Ле Гуин - Миры Урсулы Ле Гуин. Том 2

Тенар начала было что-то объяснять девочке, но не выдержала.

— Не плачь, — сказала та. Сама она не плакала и, подойдя к Тенар, погладила ее по руке. — Он тебе сделал больно?

— Ах, Терру! Дай-ка я тебя обниму! — Тенар села у стола, взяла Терру на колени и крепко прижала к себе, хотя девочка была уже слишком большой, чтобы ее баюкали, как младенца, да и всегда в таких случаях старалась отстраниться. Но Тенар все обнимала ее и плакала, и Терру наконец склонила свое изуродованное лицо к ее плечу, прижалась щекой, и вскоре та и другая промокли от слез.

…

Гед и Искорка вернулись домой одновременно, но с противоположных концов фермы. Искорка, по всей очевидности, успел побеседовать с Чистым Ручьем и обдумать ситуацию, а Гед, что тоже было очевидно, только теперь пытался ее оценить. За ужином разговаривали крайне мало и настороженно. Искорка не возразил против того, что его лишили собственной комнаты, но сразу после ужина взлетел по лестнице на чердак — сразу видно, моряк бывалый — и явно был доволен роскошной постелью, которую приготовила ему мать, потому что спустился к завтраку на следующий день лишь ближе к полудню.

Он сразу сел за стол, рассчитывая, что ему все будет подано. Его отцу всегда подавали еду мать, жена, дочь. Неужели он хуже? А может, мать хочет ему это доказать таким способом? Но она подала ему завтрак, потом убрала после него со стола и только тогда снова вернулась в сад, где они вместе с Терру и Шанди жгли пораженные гусеницами старые ветки, а то можно было погубить все молодые деревца.

Искорка прошел мимо них и присоединился к Чистому Ручью и Тиффу. И все последующие дни провел в основном в их компании. Всю тяжелую работу на ферме — уход за полевыми культурами и за овцами — делали Гед, Шанди и Тенар, а двое стариков, всю свою жизнь прожившие на этой ферме, приятели отца Искорки, повсюду водили парня с собой и рассказывали, как они одни справлялись со всей этой работой, и действительно начинали верить в это; и он тоже разделял с ними их ложную уверенность.

Тенар стала чувствовать себя в родном доме отвратительно. Только вне его стен, занимаясь привычной тяжелой работой, она испытывала некоторое облегчение; ее душили гнев и стыд из-за того, как вел себя Искорка, — из-за присутствия в доме собственного сына!

— Теперь мой черед! — горько сказала она Геду в их залитой лунным светом спальне. — Мой черед терять то, чем я больше всего гордилась.

— Что же ты потеряла?

— Своего сына. Которого не сумела воспитать настоящим мужчиной. Ничего у меня с ним не получилось. — Она прикусила губу, глядя во тьму сухими глазами.

Гед не стал спорить с ней или уговаривать не печалиться. Он только спросил:

— Как ты думаешь, он здесь останется?

— Да. Он боится снова идти в море. Он ведь так и не сказал мне правды, точнее, сказал правду о том, что сталось с его кораблем. Он был помощником капитана и, как мне кажется, занимался перевозкой краденого. И перепродажей. Не в этом, в общем-то, дело. Все гонтийские моряки — наполовину пираты и воры. Но он соврал мне. И продолжает врать. И ревнует к тебе, и завидует. Бесчестный, завистливый человек.

— Просто напуганный, по-моему, — сказал Гед. — Но не злой. И не такой уж дурной. И, кроме того, это ведь его ферма.

— Ну так пусть и забирает ее! И пусть она будет столь же щедра к нему, как…

— Нет, родная, — сказал Гед, пытаясь голосом и руками удержать ее гнев, — не говори так… не говори злых слов!

Его порыв был настолько искренним и страстным, что гнев Тенар обернулся вдруг любовью, ибо именно любовь и вызвала эту яростную вспышку гнева.

— Нет, не бойся, я не стану проклинать ни сына, ни ферму его!.. Я об этом даже не думала! Но мне так больно — и так стыдно! Ах как мне жаль, Гед!

— Нет, нет, нет! Милая, мне совершенно безразлично, что этот мальчик думает обо мне. Вот только с тобой он очень груб.

— И с Терру. Он обращается с ней так, будто… Он сказал… сказал мне: «Что это она натворила, что в такую уродину превратилась?» Что она натворила!..

Гед гладил ее по голове — как всегда, легкими, медленными, нежными прикосновениями, которые обычно нагоняли на них обоих сон и любовную негу.

— Я могу снова наняться пасти коз, — сказал он наконец. — Тогда тебе тут будет полегче. Разве что с работой…

— Я уж лучше пойду с тобой.

Он продолжал гладить ее по голове и размышлял вслух:

— Наверное, мы смогли бы уйти вместе. Там, наверху, над Лиссу в прошлый сезон было две семьи. Обе пары овец пасли. Но ведь после лета приходит зима…

— Может быть, наймемся к кому-нибудь. Я работать умею… и с овцами обращаться… а ты с козами… да и вообще ты во всякой работе ловкий…

— Хорошо с вилами управляюсь, — прошептал он, и она тихонько то ли засмеялась, то ли всхлипнула.

На следующее утро Искорка встал рано и завтракал со всеми вместе: он собрался на рыбалку со старым Тиффом. Поев, он поблагодарил мать куда теплее, чем обычно, и пообещал:

— К ужину рыбы принесу.

Тенар к утру уже приняла решение и откликнулась:

— Погоди-ка, сынок. Сперва убери, пожалуйста, со стола. Грязную посуду поставь в таз и залей водой. А вечером я все вместе вымою.

Некоторое время он изумленно смотрел на нее, потом сказал:

— Это женская работа, — и надел свою шапку.

— Эту работу может делать любой человек, если он ест здесь.

— Но только не я, — равнодушно ответил сын и вышел на улицу.

Тенар пошла за ним следом. И остановилась на пороге.

— Значит, Хок может, а ты нет? — спросила она.

Он молча кивнул и пошел прочь через двор.

— Слишком поздно, — сказала она, возвращаясь в кухню. — Ничего у меня не получится. Я потерпела неудачу. — Она чувствовала, как лицо ее вдруг покрылось морщинами — вокруг рта, вокруг глаз — и застыло. — Можно сколько угодно поливать камень, — сказала она, — да только расти он не будет.

— Начинать нужно, непременно когда они молоды и нежны душой, — сказал Гед. — Как я, например.

Но на этот раз она его шутке даже не улыбнулась.

Вернувшись домой после целого дня работы, они увидели у ворот какого-то мужчину; он разговаривал с Искоркой.

— Это тот парень из Ре Альби, верно? — спросил Гед, который по-прежнему прекрасно видел.

— Пойдем, пойдем, Терру, — сказала Тенар, потому что девочка сразу же остановилась как вкопанная. — Какой еще парень? — Она была довольно близорука и щурилась, тщетно пытаясь разглядеть человека у ворот. — А, так ведь это, как его там, торговец овцами. Таунсенд! Чего это он сюда снова явился, стервятник паршивый?

Она весь день была чрезвычайно сердитой, так что Гед и Терру благоразумно промолчали.

Тенар первой обратилась к торговцу:

— Ты что, насчет ягнят выясняешь, Таунсенд? Так ты на целый год опоздал; но у нас есть еще этого года, в овчарне.