Урсула Ле Гуин - Миры Урсулы Ле Гуин. Том 10

Было чудовищно жарко, хотя солнце уже садилось. Когда Санзо поднял голову и посмотрел на солнце, перед глазами поплыл тяжелый сероватый туман. Он отыскал ту скамейку, на которой сидел обычно. Насекомые гудели в сухой траве, город тяжело вздыхал, слышались голоса проходивших мимо людей, то дальше, то ближе — ему казалось, что они доносятся из пустоты. Почувствовав, что вокруг сгущаются вечерние тени, Санзо двинулся к дому. Голова уже болела вовсю. Довольно долго за ним тащилась бродячая собака. Он слышал ее тяжелое дыхание и цоканье когтей по тротуару. Раза два он замахивался на нее палкой, когда она начинала путаться у него под ногами и жаться к коленям, но ни разу не ударил ее.

После ужина, торопливо съеденного в тиши раскаленной кухни, он посидел во дворе с отцом, дядей Альбрехтом и Кассом Бенатом. Они говорили о забастовке, о новой технологии крашения тканей, из-за которой довольно много рабочих лишатся места, о десятнике, вчера убившем жену и детей. Стояло полное безветрие, вечер был липко-душным.

В десять легли спать. Санзо устал, но жара и духота в квартире не давали уснуть. Он лежал и без конца думал о том, что, наверное, стоит встать и выйти во двор, где гораздо прохладней. Тихо и непрерывно грохотал далекий гром, порой раскаты его чуть усиливались, порой замолкали совсем. Жаркая ночь обступала его со всех сторон, окутывала влажным своим покрывалом, прижималась к нему — он вспомнил, как девушка утром прижалась к нему на мгновение, когда он нечаянно налетел на нее. Внезапно в окна ударил порыв холодного ветра, стало легче дышать, раскаты грома слышались ближе. Застучали капли дождя. Санзо лежал неподвижно. Он знал — по серым вспышкам тумана перед глазами, — что в небесах сверкают молнии. Гром оглушительными ударами раздавался в колодце их двора. Дождь усилился, барабаня по стеклам. Когда гроза начала ослабевать, Санзо наконец почувствовал облегчение; его охватила истома, благостное, хотя и довольно слабое ощущение покоя; без стыда и страха он снова вспомнил пережитые утром мгновения, когда случайно коснулся Лизы, потом незаметно соскользнул в сон.

…

Вот уже три дня Сара была исключительно вежлива с ним. Не доверяя ей, Санзо попытался ее спровоцировать, но она, приберегая свои вспышки гнева для Вольфа и Альбрехта, оставляла спички там, где Санзо легко мог их найти, спрашивала, не нужно ли ему еще денег ( из его же собственной пенсии ) и не хочет ли он сходить в пивную. В конце концов она спросила: может быть, стоит кому-то приходить к ним иногда и читать ему вслух?

— Что именно читать? — поинтересовался Санзо.

— Газету, например, да все что угодно! Может, тебе стало бы повеселей. Наверное, кто-нибудь из детей Бенатов смог бы это делать. Хотя бы Лиза. Я ее вечно с книгой в руках вижу. Ты ведь раньше всегда так много читал!

— Это увлечение у меня давно прошло, — глупо и горько пошутил он, но Сара ничего не заметила и неслась дальше на всех парусах, увлеченно рассказывая, как идут дела в прачечной госпожи Бенат, как Лизу выгнали с работы, как и где искать книги, оставшиеся от матери Санзо, которая тоже была большой любительницей чтения, вечно с книжкой в руках. Санзо слушал вполуха, ничего не отвечая, однако совершенно не удивился, когда на следующий день к вечеру вдруг забежала Лиза, чтобы почитать ему. Сара обычно не сворачивала с избранного пути. Она даже успела откопать в одном из ящиков в комнате Вольфа три книги, принадлежавшие матери Санзо, старые романы в школьном издании. Лиза, которой, судя по ее голосу, было очень не по себе, тут же начала читать ему один из этих романов — книгу Карантая «Юность Лийве». Сперва она очень торопилась, кашляла, голос у нее садился от волнения, но потом увлеклась и с удовольствием читала почти до самого прихода Сары и Альбрехта, а под конец спросила:

— Мне завтра прийти?

— Если хочешь, — сказал Санзо. — Мне твой голос нравится.

На третий день она уже совершенно ничего не замечала вокруг и следила только за развитием сюжета этого длинного, изящно написанного любовного романа. Санзо романтическая история уже надоела, однако он настроен был миролюбиво и терпеливо слушал. Лиза приходила читать два-три раза в неделю после обеда, когда матери в прачечной не требовалась ее помощь; и Санзо привык на всякий случай возвращаться домой к четырем.

— Тебе, видно, нравится этот Лийве, — сказал он, когда однажды, закончив читать, Лиза закрыла книгу. Они сидели за кухонным столом. В кухне долгими сентябрьскими вечерами было уютно и тихо.

— Ах, он такой невезучий, — сказала девушка с таким горячим сочувствием, что самой стало смешно. Санзо тоже улыбнулся. Его красивое, напряженно застывшее лицо вдруг, благодаря этой улыбке, совершенно переменилось, ожило. Он протянул руку, отыскал книгу и пальцы Лизы на ней и накрыл руку девушки своей рукой.

— Неужели он тебе нравится именно поэтому?

— Не знаю!

Он резко поднялся и, обойдя вокруг стола, остановился возле нее. Он стоял так, что теперь она не смогла бы встать. Лицо его снова было напряженно-внимательным.

— Сейчас темно?

— Нет. Еще только вечер.

— Мне очень хотелось бы посмотреть на тебя, — сказал он, и его левая рука нежно, легонько коснулась лица Лизы. Она вздрогнула, но сразу замерла и сидела, не шевелясь. Санзо взял ее за плечи, сперва тоже очень легко, но потом сильно сжал их и, приподняв девушку со стула, прижал к себе. Он весь дрожал. Лиза вела себя совершенно спокойно. Он целовал ее губы, лицо, тщетно попытался расстегнуть блузку, но потом вдруг резко отстранился и выпустил ее.

Она глубоко вздохнула — точно всхлипнула. Легкий сентябрьский ветерок веял вокруг них, влетая в открытое в соседней комнате окно. Он стоял к ней спиной, и она мягко окликнула:

— Санзо…

— Ты лучше уйди, — сказал он. — Нет! Я не знаю… Извини меня. Уйди, Лиза.

Она минутку постояла, потом наклонилась и прижалась губами к его руке, которой он держался за край стола. Потом взяла свой платок и вышла. Закрыв за собой дверь, она постояла немного на лестничной площадке. Сперва ничего слышно не было, потом в квартире Санзо скрипнул стул, а потом она услышала, как он насвистывает песенку — очень тихо, настолько тихо, что она даже не была уверена, из-под его ли двери доносится свист. Потом кто-то начал подниматься по лестнице, и Лиза сбежала вниз, но песенка застряла у нее в голове; слова она знала, это была старая песня, и она напевала ее вполголоса, идя через двор:

Через два дня она пришла снова. Оба не знали, что сказать, и она тут же принялась читать. Они добрались до той главы, где к больному поэту Лийве на чердак приходит графиня Луиза; эта глава называлась «Их первая ночь». Губы у Лизы пересохли от волнения, голос несколько раз прерывался.