Макс Фрай - Все сказки старого Вильнюса. Продолжение

Кстати, с будущей – то есть теперь уже бывшей – женой тоже именно так познакомился, вышел наперерез, спросил про море, и она не смогла устоять. После семи лет почти еженедельных поездок друг к другу, детских ссор на пустом месте и пылких примирений, они поженились; почти сразу выяснилось, зря. Жить вместе оказалось совсем не так увлекательно, как об этом мечтать. В ссорах жена часто в сердцах говорила: «Сама виновата, что с тобой связалась, сразу могла бы понять, что про море в Казани может спросить только последний дурак».

Вот за это ей, кстати, большое спасибо, а то бы, может, и не вспомнил, что была у него когда-то такая прекрасная игра.

После тридцати наконец-то начал выглядеть на свои годы. Прежде не особо помогала даже отпущенная для солидности борода, и вдруг как-то внезапно во всех окружающих зеркалах обнаружился взрослый, серьезный дядька, с виду вполне заслуживающий доверия, сам бы такого с первого взгляда зауважал.

Осенью, как раз вскоре после развода, его послали в командировку в Челябинск, и там было так скучно и непривычно без постоянных нервных звонков жены, что однажды вечером вопрос про море сорвался с языка как бы сам. Пожилая женщина, к которой он обратился, остановилась, растерянно моргнула и беспомощно уставилась на его солидный костюм. «Не может такой человек быть сумасшедшим! Наверное, я что-то неправильно поняла», – было написано на ее лице. Не стал мучить тетку дополнительными расспросами, извинился и пошел своим путем. Но эффект запомнил. И с тех пор не отказывал себе в удовольствии остановить на улице какого-нибудь прохожего, одарить серьезным вдумчивым взглядом абсолютно нормального, заслуживающего доверия взрослого человека и вежливо спросить: «Извините пожалуйста, как пройти к морю?» Больше можно ничего не говорить и не делать, только стоять и смотреть.

Особенно любил так развлекаться в путешествиях. Ездил много: дважды в год ему полагался отпуск, а в остальное время обычно удавалось договориться, прибавить отгул к выходным и умотать куда-нибудь на три дня. Ради этих поездок, собственно, и работал как проклятый все остальное время, а то бы давным-давно бросил все к чертям.

Заграничные прохожие в ответ на вопрос прилично одетого иностранца о море обычно не зависали в состоянии когнитивного диссонанса, а сочувственно улыбались – эй, мужик, ты перед поездкой на карту смотрел? Некоторые начинали всерьез объяснять, где продаются билеты на самолеты, поезда и автобусы, но случались и замечательные сюрпризы: в Берлине его потащили с собой в отличный клуб, в Праге прямо на улице угостили марихуаной, в Кракове нелепый диалог о море неожиданно перерос в короткий, но очень счастливый роман, а в Гранаде толстая смуглая старуха сняла с пальца кольцо и надела ему на мизинец, бормоча: «Амулето, синьор». Хотел отказаться от подарка, но смог его снять только в гостинице, с мылом; кольцо оказалось серебряным с красивым прозрачным камнем, голубым, как морская вода. Носить его не носил, конечно, кольцо было явно женское, но неизменно таскал с собой, все-таки «амулето», даже из кармана в карман не забывал перекладывать, а ведь сколько раз деньги и документы вместе со штанами стирал.

Иногда ездил к настоящему морю, вернее, к разным морям. Жарился на пляже, добросовестно проплывал несколько километров, с аппетитом ел в прибрежных ресторанах рыбу, мидий, кальмаров – что дадут. Оставался доволен, но вместо того, чтобы вернуться при первой возможности, снова ехал куда-нибудь в Мюнхен или Рим, где можно часами бродить среди каменных стен, то и дело озадачивая прохожих своим дурацким вопросом; в глубине души сам понимал, что разговоры с незнакомцами о несуществующем, несбыточном море нравятся ему гораздо больше, чем оно само.

В Вильнюс приехал не ради удовольствия, а по делам, самому бы в голову не пришло тратить на него время; как большинство москвичей, снисходительно думал: «Что может быть интересного в столице бывшей советской республики?» Потом, конечно, сам над собой смеялся: надо же, какой болван.

Дел было всего на полдня, но увиденного с утра из окна переговорной на восемнадцатом этаже оказалось достаточно, чтобы поменять билет и продлить гостиницу до конца выходных.

Поскольку планировал улететь домой тем же вечером, не взял с собой сменной одежды и обуви, а ходить три дня в одном и том же деловом костюме в самый разгар лета было немыслимо, поэтому пришлось отправиться по магазинам. Выбирать было лень, взял практически первые попавшиеся джинсы и пару футболок; вроде бы нормально сидели, но из зеркала примерочной на него почему-то смотрел не хорошо знакомый взрослый человек, а длинный тощий подросток. Махнул рукой – ай, ладно, сойдет – и пошел выбирать кроссовки, сменная обувь нужнее всего.

Когда вышел из гостиницы во всем абсолютно новом, включая белье, чувствовал себя немного странно, как замаскированный инопланетянин, благополучно прибывший на Землю, но в последний момент забывший зачем. Впрочем, ответ на этот вопрос есть у всякого опытного путешественника: в любой непонятной ситуации иди разведывать местную кухню и выпивку, остальное подождет. Наразведывался, надо сказать, до полного изумления, до счастливого эйфорического непонимания, кто он такой, где, черт побери, оказался, и почему вокруг все такое прекрасное? Очень это состояние любил, ради него, по большей части, и путешествовал, но каждый раз заново ему удивлялся: вот так сюрприз!

Об игре в вопросы про море в первый вечер даже не вспомнил, и без нее хорошо. Сны, приснившиеся ему в гостинице, можно было оптом продать «Диснею», или кто сейчас специализируется на добром детском кино. С утра безуспешно пытался вернуть себе скептический настрой, строго выговаривал умиленному внутреннему идиоту: «Успокойся, город как город, таких – полвосточной Европы. Ты что, слаще морковки в жизни ничего не видел?» Идиот блаженно мычал: «Слаще такой морковки – ничего». Плюнул и разрешил себе оставаться счастливым. И оставался – до самого вечера, когда не то чтобы по-настоящему заскучал, скорее просто устал от впечатлений, еды и пива и немного растерялся: так, а что теперь?

Ну как, что. Теперь – поиграть.

Никогда специально не выбирал, к кому из прохожих обратиться с вопросом про море. Наоборот, строго следил за тем, чтобы не выбирать. В этом смысле ему повезло со зрением: стоит посмотреть поверх очков, и вместо четкой окружающей действительности вокруг сплошной импрессионизм. А когда все-таки успевал кого-то приметить, обычно хорошенькую девушку, нарочно, себе назло обращался к кому-то другому, потому что игра есть игра, в ней все должно быть наугад, иначе неинтересно. Вернее, интересно, но совсем другим интересом, корыстным, а это не то.