Павел Шек - Резчик [СИ]

Грэсия потянулась, макнула палец в тарелку Бристл, затем применила на себя какое-то заклинание. Поднеся палец ко рту, она в последний момент замерла, удивлённо посмотрев на него.

— Брис, бегом в большую столовую! Проверь, чтобы никто это не ел. Если что кричи меня. Я на кухню, — Грэсия вскочила, опрокинув стул и выбежала из комнаты.

Бристл задержалась лишь на долю секунды, чтобы мазнуть взглядом по удивленной служанке. Подобрав подол платья, она пробежала по коридору и ворвалась в столовую, едва не сорвав двери с петель. Прислуга уже успела накрыть на стол, но никто не садился ужинать, дожидаясь Александы. Кроме младших сестер, которым мама Офелия, как раз вручила по ложке.

Бристл подбежала к столу и не придумала ничего лучшего, кроме как рвануть на себя скатерть, опрокидывая тарелки, чайный сервиз и все, что было на столе. Лишь чудом горячее рагу не расплескалось на младших сестер, залив скатерть.

— Бристл! — рявкнула мама Офелия, отчего младшие синхронно зажали уши ладонями.

— Карэн, — Бристл посмотрела на старшую сестру, раскрасневшуюся после горячей ванны и выпитого вина, — собери всю прислугу внизу. Всю! Кто-то отравил еду. Грэсия сейчас на кухне.

На секунду в помещение повисла тишина. Пока все переваривали услышанное, Офелия прижала к себе младших дочерей, тихо зарычав.

Спустя пятнадцать минут Бристл и мама Иоланта вошли на опустевшую кухню, где хозяйничала Грэсия. Та перерывала содержимое шкафа со специями, заглядывая в каждую баночку и отставляя их в сторону.

— Грэс, — сказала Иоланта, — Маргарита пробовала рагу, когда готовила. Если бы оно было отравлено на кухне, то мы бы об этом уже узнали.

— Это к а ртуская соль, — Грэсия повернулась к ним. — Очень специфический яд, который долго растворяется. Порядка часа, в закипающей воде. Так просто его подложить в еду нельзя и, если съесть в нерастворенном виде, ничего не случится. Растворенная же соль не имеет запаха и превращает всю воду в теле человека, или оборотня, в студень. Поэтому никакое заклинание противоядия тут не поможет. Да и обычных противоядий не существует. Если бы не редкость и цена, это был бы идеальный яд. А он стоит чуть больше тысячи золотых марок за кристалл в четверть грамма. Если его примет взрослый человек, я еще могу его спасти. С какой-то долей вероятности. Ребенка уже нет. Слишком маленький и слабый организм. С оборотнем немного проще, но ребенка Брис бы потеряла.

— Но Маргарита…, — сказала Иоланта. — Она служит нам уже двадцать лет. Пятнадцать из них на кухне.

— Соль можно растворить заранее и подлить в нужную тарелку, — сказала Бристл.

— Здравая мысль, — задумалась Грэсия. — Ты рассуждаешь как настоящий отравитель. Тогда придется устроить допрос в присутствии асвера. Они чувствуют, когда кто-то хочет их обмануть. Жаль, что этого нельзя было сделать заранее…

Они с Бристл спрашивали Иль, можно ли сразу опросить прислугу и понять кто из них врет. Но та сказал, что пока подозреваемый не сделает то, что задумал, ничего не выйдет. Нет факта свершившегося действия, нет обмана.

— Но всю соль в доме и готовую еду я бы выбросила, — добавила Грэсия. Она показала палец, которым касалась еды Бристл. Он покраснел, а кожа заметно сморщилась, как после долгого нахождения в воде.

— Грэс, — на кухню заглянула Александра. — Наталья, ей внезапно стало плохо.

Грэсия знала всех, кто прислуживал в поместье. В том числе и молодую женщину по имени Наталья. Где-то с год назад Иоланта написала в письме, что в поместье появилась новая горничная. Жена кого-то из дальних родственников Даниеля, которую семья просто-напросто выставила из дома. Вроде бы ее муж погиб при очередной охоте на бандитов, и она стала никому не нужна, так как не успела родить наследника. При этом ее успели обратить, чтобы усилить кровь семьи. Возвращаться в большой мир ей было уже нельзя, и Даниель решил приютить ее в своем доме.

Из общего зала, где собрали всю прислугу, Наталью перенесли в соседнюю комнату, положив на Диван. Александра не совсем правильно донесла ее состояние, использовав слово «плохо». Молодая женщина выглядела как высушенное на солнце яблоко. Кожа по всему телу сморщилась, приняв неестественно красный оттенок.

— Положите ее на стол, — распорядилась Грэсия. — Принесите емкость, в которую я смогу сцедить с нее кровь. Пару бутылок ягодной настойки Даниеля. Самой крепкой. И нож.

Три дня герцог Блэс был занят чем-то очень важным, появляясь дома после полуночи и убегая еще до рассвета. Мы с Лиарой за эти дни успели обойти чуть ли не все лавки в городе, посетить рынок и даже съездить к отдаленной ферме, где выращивали знаменитую на весь север породу лошадей. Лиара была в восторге, а вот меня и асверов лошади не особо впечатлили. Тяжеловозы, которых выращивали оборотни, мне нравились больше.

Лавка диковинок, куда Лиара затащила меня в первую очередь, тоже восторгов не вызвала. В основном там продавали поделки местных мастеров, копировавшие предметы или артефакты древности. О каждом предмете хозяина лавки мог рассказать целую историю, от которых у Лиары загорались глаза. Только магии в предметах не было ни грамма. Но я не стал разочаровывать Лиару и даже купил ей приглянувшуюся брошку для волос. Дюжина маленьких серебряных цветочков, в центре каждого из которых крепился небольшой синий или зеленый камешек. Обошлась она мне в сотню золотых монет. Почти все деньги, которые я взял с собой в поездку. Но счастливый взгляд Лиары, прижавший брошку к груди, сполна окупил все затраты.

Утром четвертого дня герцог решил взять меня в гости к Эрнесту Солу, знаменитому и уважаемому поэту. Жил тот на окраине города в торговом квартале, где продавали дорогой, но пользующийся спросом товар. Ткани, книги, ювелирные украшения и даже ковры, привозимые с далекого юга. Творил и принимал заказы поэт рядом с домом, где трудилась артель художников. У последних, кстати, не было отбоя от посетителей. Чего нельзя сказать об Эрнесте.

Герцог первым вошел в его лавку. Над дверью зазвенел колокольчик, сообщая о посетителях.

— Одну минуту! — послышался мужской голос со стороны лестницы. На втором этаже что-то бухнуло, затем заскрипело, словно кто-то тащил по полу тяжеленный сундук.

— Бардак, — подытожил я, оглядывая гостиную.

Комната, в которой хозяин встречал гостей, была завалена книгами разнообразной толщины и всевозможными свитками. Из-за этого она казалась еще меньше, чем была на самом деле. Свободным оставался лишь клочок пространства в центре, где друг напротив друга стояла пара изысканных диванов, обитых явно недешевой тканью.

— Не обращай внимания, — сказал Даниель, проходя к диванам. — Это его рабочая обстановка. Он говорит, что в окружении изложенных на бумаге мыслей и чувств, ему лучше думается.