Карина Демина - Ловец бабочек. Мотыльки [СИ]

…зацокало, загремело, заскрежетало, словно волокут что-то. И звук этот заставил пана Белялинского рот закрыть.

И сжать в кулачке амулет.

— Я все равно ничего не скажу…

— Так я разве требую? — ненатурально удивился князь. — Отнюдь… я вам даже больше скажу, молчите. Молчание — суть золото. А то ведь вдруг каяться станете? Что мне с вашим покаянием делать? Привлечь, конечно, привлеку, не без того, но ведь тогда и конфискации избежите. И семейство ваше — позора… и за сотрудничество со следствием срок скостят, а там, поторговавшись крепко, и от каторги избавиться можно, посидите пару-тройку годочков за контрабанду в какой тюрьме из тех, что получше…

Он всерьез это?

Похоже.

И… и кажется, выхода иного нет. Или пан Белялинский заговорит, сдавая подельников, или же… тот, кто затеял игру, не мог не знать, что союзник его слаб духом.

Тогда почему в живых оставил?

Скрежет затих. И все вдруг затихло. И в тишине этой слышно было, как тяжело с присвистом дышит пан Белялинский. Пойдет ли на сделку? Вспомнилась девушка та несчастная, распятая на дереве. И захотелось вдруг, чтобы этот ничтожный грязный человек промолчал, чтобы князь и вправду обратился к храмовникам… и пусть уж они выбивают признание.

Пытки?

Пускай.

Ее ведь тоже пытали, ту девочку, держали на краю, не позволяя умереть. И пусть пан Белялинский на собственной шкуре почувствует, каково это, когда шкуру сдирают.

…а ведь она может и сама.

…к чему храмовники? У нее перстенек есть. Достаточно отдать приказ, и ничтожный человечишко…

…нет. Она не такая…

…а какая? Пытка чужими руками ее ведь нисколько не смутила. Храмовники? Это долго. А демон поможет здесь и сейчас. Просто Катарине надобно признать, что она слаба, как все люди.

Мстительна.

— Нет.

— Что? — Себастьян обернулся.

— Простите. Я не вам… просто… — она повернулась к тому, кто был истинным виновником ее внезапной слабости. — Вы думаете, что можете укрыться у нас. Что ваш покровитель, кем бы ни был он, поможет. Но реальность такова, что вы живете лишь пока полезны ему. Как только вы перестанете приносить пользу, вы умрете.

Поджатые губы.

Затравленный взгляд. И рука с амулетом у сердца.

— Вы похожи на мою жену, — проскрипел пан Белялинский. И Катарина удивилась. Она? Похожа? На ту молодящуюся женщину, насквозь фальшивую и с легкою безуминкой?

— Она тоже считает, что знает все и обо всех… что права всегда… и не оставляет иного выбора, кроме как согласиться с этой правотой… — он потер грудь. — Но все не так, девочка… совсем не так… как тебе кажется… как тебе хочется… и ты поймешь.

Он откинулся на кресле и дрожащею рукой расстегнул воротничок рубахи.

— А вы, пан Себастьян, уж угомонитесь… корона, храмовники… оно-то, может, и страшно, только вот… понимаете, сердце у меня слабое. До того слабое, что сам не понимаю, как живу… малейшее волнение убьет… а вы про пытки…

— Ничего. Некроманты у нас хорошие. Поднимут и допросят…

— Не всех ушедших призвать выйдет…

Он улыбался.

Этот ублюдок улыбался. Открыто. Нагло.

И…

…демон не даст ему умереть.

…он будет сдирать шкуру с медленно, с наслаждением… демон способен сделать так, что человечишко этот будет жить… долго-долго… и расскажет, конечно… и раскается… люди всегда начинают каяться, попадая в лапы демона… это даже забавно.

Катарина не смеется?

Почему?

— Вы ведь пришли уговаривать меня, пан Себастьян, — пан Белялинский протянул бутылку. — Лучше выпейте. Доказательств у вас нет, одни фантазии. И ваши же высокие друзья, коль решите этими фантазиями поделиться, первыми ж спросят, откуда у вас этакие взялись… храмовники? Они ныне поутратили хватку… вы верно говорите, граница… души заблудшие, а пастырей нет. И не будет. Знаете почему?

И вновь цокот.

Царапанье, будто кто-то силится попасть внутрь… и крышу скребет… и вдруг стало жутко, до того, что по спине поползла струйка холодного пота.

Катарина обернулась.

Ничего.

Комната прежняя. И за окном совсем уж темень. А скрип со скрежетом не утихают, только, кажется, слышны они лишь Катарине, иначе почему эти двое так спокойны? Или… или причины просты? Скажем, голуби какие… нет, ночь, не самое лучшее время для голубей.

Тогда совы?

Возятся на чердаке. Гнездо вьют.

…из черепицы?

Демон отчетливо хихикал. Или не демон?

Катарина повернулась спиной. Ничего-то человек этот не скажет…

— …потому что им глубоко плевать на наши с вами души. Раньше, быть может, они и заботились о слабых, с демонами сражались, веру крепили, но раньше… а теперь… зажирели, обленились… храмы поставили. А мы в эти храмы ходим. Молимся. Лбы расшибаем, а заодно уж золотишко несем… да…

Звук стал громче.

Явственней.

Уже не скрежет, а… а будто бы крышу раздирали чьи-то когти. И появилось такое вот беспокойство… револьвер, который сам собой в руку скользнул показался ничтожною защитой. Не против того, кто пробирался в дом.

И проберется.

Еще немного… еще чуть-чуть… почему же они так спокойны?

— Себастьян, — Катарина подошла к князю. — Вы ничего не слышите?

— Нет.

Он поднялся.

Голову наклонил. Прислушался. Нахмурился. И повторил.

— Нет. Только… неспокойно.

— Это да, — согласился пан Белялинский, который тоже прислушался. — В этом доме совершенно точно никому нет покоя. И вы бы шли, пока отпускают. А то мало ли…

…заскулило.

…нет, не ветер… ветер иначе воет, а это — собака плачет, брошена за порогом. И неужто злые люди не откроют? Очерствели сердца их? Там, снаружи, холодно.

И темень.

И твари всякие прячутся. Собаки тоже боятся темноты. А люди… откройте же дверь.

Нельзя.

— Поздно, — Катарина сжала револьвер.

Пули заговоренные.

И серебряные есть… но она не уверена, что серебро причинит твари, кем бы она ни была, хоть какой-то вред…

— Надо собрать всех, кто есть в доме, в одну комнату… — Катарине не хотелось отпускать руку князя, более того, ей показалось, что если эту самую руку отпустить, она потеряется.

Ольгерда почувствовала дурноту еще в гримерной.

…сегодня она скажет о том, что уходит…

…обрадуются?

…или станут пенять, что так скоро, что без предупреждения… контракт опять же… ангажемент… когда он истекает? Скоро… она ведь не даром беспокоилась о будущем своем… но ничего, Порфирий оплатит неустойку… или нет? Нет, не будет никакой неустойки, пусть только попробуют стребовать, она живо напомнит директору о маленьких его шуточках, что с актрисами, что с билетами будто бы не проданными, что с иными… делишками.