Михаил Игнатов - Пустошь. Нулевой круг

Ой, дурак, я! Это я сейчас выходит, попрыгал по сараю в полную силу, сам себя потряс основательно, как будто земляной орех в крынке чистил, а затем снова на себя печать наложил. Хорошо, что тем вечером ни с кем сражаться не пришлось. Похоже, я только в мыслях и был на это способен. Зря мама надеялась на меня. Ой, как хреново-то!

Последовавшее дальше, я, с чистой совестью, снова мог списать на небо, которое опять подталкивало меня к действиям. Чем другим считать то, что когда, через десяток шагов, я всё же свалился на землю, то через несколько секунд об меня споткнулись. И неудачником оказался Тукто.

— Э, Леград, ты чего здесь на улице забыл?

— Буэ-эээ, — единственное, что я смог ему ответить.

— Гребаное дарсово подхвостье! Леград, ты чего? — слушал я испуганный голос над собой. — Что с тобой?

— Ой, плохо мне, — ответил я чистую правду, наблюдая, как надо мной кружатся цветные облака, сеющие чёрный песок, а среди них мелькает лицо Тукто. Может ну её, к дарсу, эту скрытность? Я, кажется, сейчас загнусь, тупой джейр. Накой хрен мне эта, лично налитая, вода в рукомойничке нужна?

— А ну, держись за меня. Дарсово дерьмо! Это что, твоё ведро? Ты, за водой собрался что ли? Идиот!

— Ага. Полностью с тобой согласен, — я не решался кивнуть, ощущая свою голову как до краев полный жбан — как бы мозги не пролить. — Тукто, помоги до дома вернуться, а?

— А я тебя куда тащу? К реке, чтоль? — удивился пацан. — Чтоб ты там сдох на глазах Шиго, и он начал танцевать от радости?

— Да кто тебя знает, куда ты тащишь. Я, так вообще, не вижу что передо мной, — я покрепче ухватился за Тукто и с этой опорой всё же дотянулся до печати, снимая её.

Что-то мне это головокружение и метель крупных чёрных песчинок перед глазами совсем-совсем не нравится. Вроде ничего не болит, а голова тяжелая как камень и что-то меня руки-ноги с каждой секундой всё хуже слушаются.

— Дарсово отродье, ты смотри не сдохни у меня на руках! — коротко засмеялся Тукто. — А то, твоя мать меня прибьет.

— Ты то тут при чем?

— Да она тогда так орала на Кардо и грозила всем карами за тебя, что всё может быть.

— Не, — я неспеша покачал перед собой рукой, уже не так опасаясь растрясти голову, которая вроде становилась легче, — она добрая, просто достали.

— Да, хорошее слово, обтекаемое, — согласился со мной Тукто. — Достали.

— Не бери в голову, — посоветовал я ему, разобрав в его голосе уже знакомые мне странные нотки. — Далеко там ещё?

— Да уж не близко, — огрызнулся Тукто. — Как ты вообще сюда добрался?

— Ногами.

— Ой, дурак ты.

— Дурак, — согласился я, но уточнил. — Был.

— Был? — Тукто засмеялся уже в голос. — А теперь?

— Теперь поумнел.

— Так только в сказках бывает. Был дурак, вдруг, бах! И умный. Ты же не в сказке? — уточнил Тукто.

— Ой, так хреново в сказках не бывает.

— Значит, и остался дураком, — сделал вывод Тукто.

— Хорошо, хорошо, как скажешь, — я похлопал его по плечу.

За такой, ничего не значащей, пустой перебранкой мы и добрались до моего дома. К моему облегчению, Лейлы не было, она, похоже, убежала играть с подружками. Не нужны ей лишние тревоги за меня. К счастью, моё положение изгоя, почти не повлияло на нее, пройдя мимо. Слишком они ещё мелкие, а старшим нет дела до них.

Тукто свалил меня на лежак, бросил ведро в угол и, помявшись, присел за стол на лавку, внимательно разглядывая сиденья напротив. Они были нашим последним напоминанием о старой жизни, единственными уцелевшими из обычных вещей. Цену за них давали копеечную в деревне, буквально кувшин сладких зерен. Поэтому мама сказала, что лучше сожжёт их в трудную минуту, чем отдаст за него. А были они необычны тем, что такие единственные не только в этой деревне, но и, наверное, во всей округе. Они были сплетены из тонких, когда-то гибких веточек дерева.

Мама говорила, что там, где их сделали, из них плетут всё. И столы, и кровати, и корзины. А место это, где растет такое необычное дерево, чуть ли не на другом краю нулевого круга. Там тоже есть широкая река и все её берега заросли невысокими деревьями, которые совсем не похожи на обычные деревья пустоши. Они тут как палка, у которой сверху зонтик толстых веток. А у тех — невысокий корявый ствол и длинные тонкие ветви, которые свисают до земли. Их даже отгораживают и стерегут от травоядных, что могут объесть ветви. Здесь у нас подобного нет, а потому могут только плести всевозможные корзины из травы рафии.

Ещё, когда начинается засуха, то ходят ниже по течению к большому водопою и там набирают камыш. Из него плетут вторые циновки на окна, корзины или оплетают им кувшины. Но всё это непрочное и быстро ломается. Особенно переноски для камня и вёдра. Эти же сиденья были очень прочные, но легкие и всегда нас сопровождали в нашем путешествии. Я помню их всю свою жизнь. Может быть, только в Арройо их ещё не было, но в этом я не уверен. Стол помню, а их нет. Но это ни о чём не говорит. А вообще я был рад, что Тукто не ушёл. Теперь мне нужно лишь ещё немного прийти в себя и можно будет выполнить и перед ним свое обещание.

— Ты не подумай чего, — вдруг нарушил тишину Тукто. — Я остался на случай, если тебе хуже станет. К Орме побегу. Но вообще, я сам слышал от Виргла, будто она сказала, что у тебя в голове вмятина и чудо, что ты вообще жив. Так что, ты бы завязывал на новый ремешок и покрепче со своими прогулками к реке.

— Чего? — удивился я и принялся ощупывать голову в поисках той самой вмятины. Если даже придраться, то вроде в одном месте не так кость ощущается. Но уж точно вмятины нет. Но сегодня и не первый день. Не будет же Тукто врать? А Виргл? — А он, по какому поводу меня вспоминал?

— Он с Шиго шерсть сгонял. Наживую. Мол, он на его игрушку покусился и теперь, как ты сдохнешь, забавляться не с кем будет, — Тукто кинул на меня быстрый взгляд. — И вообще заявил, что твоя жизнь принадлежит ему.

— Урод! — выцедил я сквозь сжатые от ненависти зубы. «Ты хочешь, чтобы и я решил взять твою жизнь в свои руки?»

— Не спорю, я на твоем месте стал бы еще осторожнее, — кивнул Тукто.

— Постараюсь, — для начала я попытался спокойно улыбнуться, скрывая ненависть. — Так что с Шиго?

— Шиго. Да, — Тукто откашлялся. — Так что Шиго три раза получил наказание. Сначала отец его палкой отходил, затем Кардо на полив поставил, а последним Виргл ему бока намял.

— Ничё, думать будет, перед тем как кулаками махать, — я улыбался уже без напряжения, и лицо не сводило в оскале.

— Думать? Это ты слишком хорошего мнения о нём. Раньше он вроде как поумнее был, но потом попривык, что босс, — ухмыльнулся Тукто. — за него думает и решает. И отупел.

— Так разве бывает? Что был умный, а стал тупой?

— Бывает. Про Шиго и какой он раньше был, мне брат рассказывал. А теперь и я лично убедился, что так бывает.