Урсула Ле Гуин - Хейнский цикл

— Ты перевязывал мои раны, чтобы убить меня, Стоквен?

— Нет,— ответил старший.

Эстравен спросил:

— Как случилось, лорд Стоквен, что ты тут один, на этой спорной земле?

— Я часто прихожу сюда,— признался Стоквен.

Он взял руку молодого человека, чтобы проверить его пульс, и увидел, что руки у них одинаковые.

— Мы смертельные враги,— сказал Стоквен.

Эстравен ответил:

— Мы смертельные враги. Но я никогда не видел тебя раньше.

Стоквен ответил:

— Однажды я видел тебя давным-давно,— сказал он.— Я хочу, чтобы между нами и нашими домами был мир.

Эстравен сказал:

— Я дам тебе клятву мира.

Они дали клятву мира и больше не разговаривали. Раненый уснул. Утром Стоквен ушел, а из Эбоса пришли люди и унесли Эстравена в Эстре. Теперь больше никто не мог противиться воле старого лорда. Все видели три тела на льду озера, и после смерти лорда Терем стал лордом дома Эстре. Он немедленно прекратил старую вражду, отдав половину спорной земли домей-ну Стоки. За это и за убийство своих братьев он был прозван Эстравен-предатель, но его имя — Терем — по-прежнему дают детям этого домейна.

— На следующее утро, когда я кончал завтракать в своей комнате в доме Шуегиса, звякнул домашний телефон. Я включил его, оттуда послышался голос, говоривший по-кархидски:

— Говорит Терем Харт. Могу ли я войти?

— Пожалуйста.

Я хотел быстрее отделаться от него.

Ясно, что никаких отношений между Эстравеном и мной не может быть. Даже если его разжалование и изгнание частично можно было отнести на мой счет, я не чувствовал себя виноватым. Ни его поступки, ни их мотивы не были мне ясны в Эрхенранге, и я не мог доверять ему. Я бы не хотел, чтобы он спя пинался с теми орготами, которые, как я считал, одобряли мою миссию. Его присутствие было осложнением и помехой.

Один из многочисленных слуг ввел его в мою комнату. Я усадил cm в мягкое кресло и предложил выпить эля. Он отказался. Его манеры были не то чтобы сдержанными, а какими-то напряженными.

— Первый настоящий снег,— сказал он, заметив, что я смотрю на плотно занавешенное окно.— Вы еще не смотрели на улицу?

Я выглянул и увидел густой снег. Улицы и крыши были укутаны им. За ночь снег выпал толщиной 2-3 дюйма. Был Одарха Гор — одиннадцатый день первого осеннего месяца.

— Ранний снег,— проговорил я, очарованный этим зрелищем.

— Он предсказывает суровую зиму.

Я оставил занавес незадернутым. Тусклый свет падал на смуглое лицо Эстравена. Он выглядел состарившимся с тех пор, как я его в последний раз видел в доме в Красном Углу во дворце Эрхенранга. Он, должно быть, узнал трудные времена.

— Вот то, что меня просили передать вам, Эстравен,— сказал я.

Я отдал ему сверток с деньгами, который после его звонка я выложил на стол. Он взял его и серьезно поблагодарил меня. Я не садился. Немного погодя, по-прежнему держа сверток в руках, он встал.

Что-то говорило мне, что я поступаю неверно, но я не обратил на это чувство внимания. Я не хотел, чтобы он приходил ко мне.

Он посмотрел на меня. Конечно, он был ниже ростом и плотнее, но в этот момент мне не казалось, что он смотрит снова снизу вверх. Я не встретился с его взглядом. Я с абстрактным интересом рассматривал радиоприемник на столе.

— Не следует верить всему, что передают здесь по радио,— вежливо сказал он.— Мне кажется, что здесь, в Мишнори, вы будете нуждаться в помощи и совете.

— Похоже, здесь много людей, готовых помочь мне.

— И в их количестве безопасность? Десять человек более достойны доверия, чем один? Но простите, мне не следовало говорить по-кархидски.

Он перешел на орготский.

— Изгнанник не должен говорить на родном языке. В его устах этот язык горек. А орготский язык больше подходит для предателя: он похож на сладкий сироп. Мистер Ай, вы оказали услугу мне и моему старому другу и кеммерингу Аше Форгету, и его именем и своим собственным я прошу о своем праве. Моя благодарность примет форму совета.

Он помолчал. Я ничего не сказал.

Раньше я никогда не слышал о такой местной вежливости. И я понятия не имел, что она означает. Он продолжал:

— Здесь, в Мишнори, вы не то, чем были в Эрхенранге. Здесь вы орудие фракционной борьбы. Советую вам быть осторожным и не позволять им использовать себя. Советую не доверять ни одной фракции. Они могут использовать вас лишь во зло.

Он замолчал, я уже хотел попросить его выразиться с большей определенностью, но он сказал:

— Прощайте, мистер Ай!

Повернулся и вышел. Я стоял, ошеломленный. Этот человек подобен электрическому угрю — не за что ухватиться и не знаешь, что тебя ударило.

Он окончательно испортил настроение мирного самоудовлетворения, в котором я пребывал за завтраком. Я подошел к узкому окну и выглянул. Снег немного поредел, и картина была прекрасна. Хлопья снега напоминали лепестки вишни, падающие под порывами ветра на моей родине: на Земле, на зеленой теплой Земле весной деревья покрываются цветами. Я почувствовал тоску по родине. Два года я провел на этой планете, начинается третья зима — месяцы безжалостного холода, снега, льда, ветра, холода снаружи и внутри, холода до костей и до мозга костей. И все это время я один, совершенно один, не могу доверять ни единой душе. Бедный Дженри, может быть, мы поплачем? Я видел, как на улицу из дома вышел Эстравен — темная фигура на фоне белого снега — осмотрелся, плотнее затянул пояс своего хеба — пальто у него не было — и пошел по улице, двигаясь грациозно и быстро, как будто был единственным живым существом в Мишпори.

Я отвернулся от окна. В теплой комнате было душно и тесно: обогреватель, мягкие кресла, кровать со множеством теплых одеял, ковры, занавеси.

Надев зимнее пальто, я вышел погулять.

Настроение у меня было плохое, и окружающий мир казался ужасным.

В этот день я обедал с сотрапезниками Оболе, Еджеем и еще несколькими, с которыми познакомился накануне. Обычно обедают здесь стоя, чтобы не создавалось впечатления, что человек целый день проводит за столом. Однако в этом случае были приготовлены сидения. Стол был разнообразным — восемнадцать или двадцать горячих и холодных блюд, в основном вареных яиц и хлебного яблока. Не начиная есть, чтобы не нарушать общепринятого табу на деловые разговоры за едой, но накладывая себе на тарелку жареные яйца, Оболе заметил:

— Вон тот парень по имени Мерсен — эрхенрангский шпион, а вот этот Гаум, агент Сарфа.

Он говорил негромко и смеясь, как будто удачно пошутил.

Я понятия не имел, кто такой Сарф.

Когда все усаживались за стол, к хозяину Еджею подошел молодой человек и что-то сказал. Еджей громко произнес:

— Новости из Кархида. У короля Аргавена сегодня утром родился ребенок и через час умер.