Роджер Желязны - Маска Локи

Но и это не убило Хасана.

Когда он попытался подняться, нелепо вывернув шею, Гарден нанес ему удар ногой, снова отбросив лицом в песок. Шея Хасана хрустнула, на этот раз отделив тело от энергии мозга.

Но и это не убило Хасана.

Гарден поставил ногу ему на затылок и вдавил лицо глубже в песок.

— Любуйся теперь творением Агуры Мазды, — нараспев произнес Гарден. — Любуйся и рыдай!

Хасан вдохнул песок и подавился. Судорожная дрожь — единственное, на что способно было его тело, — не утихала целое столетие. Когда же он наконец окоченел, эта точка пространства — три пространственных измерения и одно временное — в зеленой долине у Галилейского моря исчезла. И вместе с ней исчез Том Гарден.

Грозовая туча, низко плывущая над скалами Гаттина, казалось, порвала брюхо о два острых рога. Первые тяжелые капли дождя начали гулко шлепаться на землю.

Что-то ударило Жерара по голове. Он решил, что это камень, запущенный из сарацинской пращи, но тут же ощутил холодную влагу, стекающую на лоб. Воздух, такой тяжелый и удушливый еще несколько минут назад, теперь, остывая, становился нормальным, прозрачным и легким.

Мусульмане растерянно озирались по сторонам, по их сомкнутым рядам пронесся стон.

— Вперед, друзья. — Жерар не знал, кто это произнес. Голос был мягкий, возможно, его собственный. Но он слышал эти слова как бы со стороны.

— Вперед! — закричал он. — В атаку!

Рыцари изумленно посмотрели на него. Потом переглянулись.

— Бейте их! Гоните с холма!

Слева от него норманнский меч, прямой, как геометрическая линейка, взлетел и врезался в гущу надвигающихся сарацин. Меч раскроил кому-то череп, и мусульмане издали слабый ропот протеста.

Еще один меч, описав короткую дугу, снес смуглую голову с плеч.

С нарастающим воплем, ловя дождь раскрытыми ртами, христианские рыцари ринулись вперед, расчищая себе путь мечами. Первая линия сарацинской пехоты, застигнутая врасплох, отступила на шаг — и наткнулась на кольцо воинов сзади. Передние валились назад, принимая удары атакующих французов. Воины, стоящие во втором ряду, придавленные умирающими соратниками, беспомощно принимали новые удары рыцарей. Израненные и растерянные, сарацины отхлынули назад. Рыцари уже набирали ритм боя, раздавая удары направо и налево, наступая и снова рубя, рубя... Французы продвигались, расстояние между рыцарями увеличивалось, и теперь они ловко орудовали своими каплеобразными щитами, тесня сразу нескольких противников. Охлажденные дождем и воодушевленные первым успешным натиском, христиане устремились вниз по склону. Сарацины побежали.

— Вперед, друзья! Рубите их! — вопил Жерар. Вскоре он уже остался один на широком пространстве перед красным шатром. Его воины бились без него. Дрожа от нетерпения, он выхватил меч и бросился за ними.

...В музыкальном салоне отеля «Джезу Рекс», повернувшись спиной к застекленному парапету с видом на иерусалимский Новый город, Том Гарден играл свой любимый джаз.

Заходящее солнце окрасило небо в розовые и золотые тона.

Со шпиля мечети Саладина доносился усиленный динамиками голос муэдзина. Но через двойное закаленное стекло Гарден едва мог уловить ритмы этого крика. Его музыке они не мешали.

Вошел Ахмед. Заказав имбирного виски, он приблизился к уютному столику рядом с пианино. Молодой араб подвинул стул и сел. Он кивал, отбивая сложный ритм страйда. И через каждые десять тактов делал глоток через соломинку.

Гарден доиграл мелодию, завершив ее эффектным проигрышем. Минуту спустя, когда музыка затихла и в салоне возобновилась беседа, он повернулся к Ахмеду:

— Ну, эфенди? Дело выгорело?

— Осталось только получить деньги.

— По двум счетам на аренду? С перспективой на сорок миллионов баррелей?

— Точно. Как ты и предсказывал. Я твой должник, Том.

Фирма «Кохен и Сафуд», в которой Ахмед был младшим партнером, продавала в Ливан больше нефти, чем «Ройал датч шелл». Том Гарден не был главным действующим лицом в только что состоявшейся сделке, но он упомянул несколько нужных имен и вовремя замолвил словечко.

Гарден улыбнулся и сыграл короткий марш в качестве поздравления.

— Как ты хочешь получить свою долю, Том?

— Закинь на счет.

Ахмед казался удивленным:

— На какой? В казино, что ли?

Том Гарден щелкнул языком:

— Не-е... Пьер Бутель открывает в Хайфе филиал фабрики • бытовых роботов. Слышал, что он ищет партнеров.

Ахмед присвистнул:

— Все, до чего он дотрагивается, превращается в песок.

— Суровый опыт должен сделать из меня честного капиталиста.

— Роботы всех стран, соединяйтесь...

— Ну, примерно так.

Том повернулся к клавиатуре, проиграл плавное вступление к Бассуну и начал sotto voce — нечто свободное и блуждающее.

— Когда-нибудь я откажусь от полной ставки музыканта, честное слово.

— Эй, не делай этого, Том! — запротестовал Ахмед. — Сидя тут, ты знаешь обо всем больше, чем кто-либо в этом городе. Если ты уволишься, как я буду делать деньги?

— Ну, например, займешься сельским хозяйством. В кибуце старины Самуила освободилось место управляющего.

— Оставь сельское хозяйство интеллектуалам. Лучше уж я буду скромно торговать нефтью.

— Ну, тогда научись играть на своем фортепьяно.

— У меня руки для этого не годятся. Не то что у тебя, Том. Гарден рассмеялся и обернулся, чтобы посмотреть на свой город. Он может сколько угодно грозиться, что бросит играть на пианино, но он знал, что будет играть здесь еще лет 900. Этот город его вполне устраивал.

— Не убирай ее!

— Но чаша полна!

Александра наклонила сосуд и вылила его содержимое на каменный пол. Оно растеклось ручейками.

Александра старалась выливать быстро, но, когда спешила, жидкость попадала на пальцы. Если же она медлила, жидкость переливалась через край ей на колени. Яд разъедал кожу, это она знала по опыту.

Хасан замычал и принялся извиваться в своих оковах. Александра снова поднесла чашу к его лицу.

Как раз в это время у змея, кажется, иссякла ядовитая слюна, и он закрыл пасть. Один огромный янтарный глаз уставился на Сэнди с каким-то насмешливым выражением. Если бы толстая кожа чудовища обладала большей подвижностью, Сэнди сказала бы, что змей смеется. Или, во всяком случае, посмеивается.

Александра ни на миг не осмеливалась опустить чашу пониже, какой бы тяжелой она ни казалась, как бы ни затекали руки. Змей был чрезвычайно проворен.

И как раз в тот момент, когда руки ее опустились и чаша выскользнула на пол, открыв изъеденное язвами лицо Хасана, змей раскрыл рот, выпустив струю яда, как из пожарного шланга.

Хасан завопил, как обычно, и она вскинула руки с чашей.

— Прости! — прошептала она.

Крошечные брызги яда, сорвавшись с краев чаши, попали ей на руки и в лицо.