Павел Корнев - Межсезонье (сборник 13 в 1)

— Уделю. — Я уставился на экзекутора. И какая нелегкая занесла его в эти края? Некстати, совсем некстати.

— Вот и замечательно! — Щеголь допил вино и поставил бокал на стол. В отличие от меня, рабочее одеяние — короткую куртку, полностью закрывавшую лицо маску и длинный фартук (все черной кожи со множеством серебряных заклепок), — он успел сменить на коричневый камзол и бриджи для верховой езды. А вот для высоких заляпанных грязью сапог замены не нашлось, да и потертые ножны с саблей на ремне тонкой выделки тоже служили своему владельцу явно не первый год. Из благородных? Должно быть. Тонкие черты лица, изящные пальцы, длинные, слегка вьющиеся волосы. Движется легко, будто танцор или опытный фехтовальщик. Такой своего не упустит, так какого черта он работу на меня перекинул? Что-то заподозрил? — Благодарю за гостеприимство, но позвольте засим с вами раскланяться…

— Не останетесь на завтрак? — с легким разочарованием в голосе уточнил, вслед за гостем поднявшись на ноги, обрюзгший комендант, который не обратил на меня ни малейшего внимания. Ну, это и понятно: вон дворянский перстень на пальце. Скучно ему тут, бедолаге. Только вот человек его круга заглянул, и надо ж такому случиться — сразу уезжает.

— Дела, дела. — Экзекутор махнул на прощание шляпой с длинным синим пером и остановился в дверях. — Надеюсь, кто-нибудь донесет мои вещи до кареты?

— О чем речь! — всплеснул руками комендант. — Эдмунд, ты слышал?

— Да, господин комендант, — откликнулся из коридора тот самый ветеран.

— Потом проводи господина экзорциста до камеры его сиятельства, — не стал тратить на меня время комендант и потянулся за графином с вином.

— Будет исполнено.

— Если что-то понадобится, обращайтесь к старшему надзирателю. — Хозяин кабинета наполнил свой бокал.

— Непременно, — все еще не веря в такую удачу, кивнул я и вслед за охранником, сгребшим в охапку одеяния экзорциста, направился на выход. — Непременно…

Камера бесноватого находилась в тюремном подвале. Нет, вряд ли «подвал» — это подходящее слово. Подземелье?.. Тоже не то.

Вполне возможно, будь у меня немного свободного времени, я бы сумел подобрать подходящее название каменному мешку, запрятанному в самом дальнем уголке нижнего тюремного уровня, но, честно говоря, сейчас единственным желанием было убраться отсюда подобру-поздорову. Пока есть такая возможность. Едва разгоняемая чадящими факелами тьма, пронизывающий даже сквозь плащ холод, постоянно капающая с потолка вода и невыносимая вонь делали пребывание тут сродни заточению в чреве ледяного дракона. А то и того похуже…

И ладно бы здесь одних бесноватых содержали — так нет, тут и одиночные карцеры, тут и казематы смертников. Понятно, что обитатели ни первых, ни вторых апартаментов здесь надолго не задерживаются, но и пару дней пребывания в таких условиях без ущерба для собственного рассудка мог выдержать далеко не каждый. Впрочем, застенки для душевнобольных особым комфортом тоже не отличались.

— И давно он в таком состоянии? — поморщился я из-за все-таки промокших сапог, когда отвечавший за тюремный подвал старший надзиратель собственноручно отпер дверь в камеру к бесноватому. Сделал он это без особой опаски: открывшийся дверной проем перегораживала добротная решетка. Почти не ржавая, что по местным меркам — нечто из ряда вон. Еще и петли маслом смазаны!

— На второй день, как сюда привезли, припадок приключился. Получается, завтра полная неделя будет, — припомнил державший факел Эдмунд. — Сначала решили, умом повредился, а главный медик ни в какую: одержимость это. Думали, настоятель монастыря поможет, да только не взялся он беса изгонять.

— К стулу, говорю, давно его привязали? — уточнил вопрос я.

Руки и ноги очень худого мужчины лет сорока были примотаны кожаными ремнями к добротному дубовому стулу, намертво приколоченному железными штырями прямо к полу. По всклокоченной бороде текли слюни, черный зрачок растекся почти во весь правый глаз. Левый глаз был закрыт, и из него сочились редкие слезинки. На первый взгляд бесноватый ничем не отличался от какого-нибудь запойного мужика, но ведь внешность обманчива, не так ли?

— А! Это! — фыркнул охранник коменданта. — Перед приходом экзекутора. Господин комендант распорядился.

— С час назад, — уточнил старший надзиратель. — У меня все отмечено.

— Отпирайте, — тяжело вздохнул я. — Экзекутор-то чего делал?

— Ходил, смотрел, пальцем в глаз вон залез. — Надзиратель начал подбирать ключ к замку решетки. — Еще жег чего-то, только-только вонь выветрилась…

— Пусть жаровню принесут, — пропустив вперед Эдмунда, я прошел в камеру и обошел вокруг стула с бесноватым. Тот на наше появление никак не отреагировал и продолжил качать головой из стороны в сторону. — Говорил чего экзекутор?

— Бормотал что-то себе под нос. — Уже кликнувший помощника старший надзиратель повесил кольцо с ключами на пустующий крюк для факела. — Но ничего путного. Шибко слова умные были. А потом и вовсе наверх отправился.

— При его разговоре с господином комендантом вы присутствовали, — напомнил мне Эдмунд.

— Присутствовал, — кивнул я. Но тоже ничего не понял. Орден Пламенной Длани с фанатичной устремленностью уничтожал бесноватых по всей полуночи, а тут вдруг такая разборчивость. По спине вновь пробежали мурашки. — Этого за что сюда?

— Заговор против его величества Альберта Второго учинил, — просветил меня охранник коменданта. Одержимый открыл второй глаз и зарычал. — Всех на плаху, а у господина маркиза слишком благородная кровь оказалась. На пожизненное к нам отправили.

— Понятно. — Присев рядом с принесенной жаровней, я вытащил из сумки несколько перевязанных тесьмой пучков трав и кинул на угли. Перебивая вонь, по камере распространился едкий аромат полыни. Моментально закашлявшийся бесноватый вместе с кровью выплюнул несколько фраз на неизвестном языке.

— Я это… Позовете! — выскочил в коридор старший надзиратель.

— Факелов пусть принесут! — крикнул ему вдогонку я. Добавил на угли несколько засохших комочков сосновой смолы, полпригоршни истолченного листа зверобоя, крапивы и чертополоха. Этого явно было недостаточно, и, сковырнув пробку, я поднес к носу маркиза бутылек черного стекла.

Бесноватого начало трясти, зрачки уменьшились и стали размером с булавочные головки, а глаза налились кровью. Стул затрещал, на руках набухли вены, ремни глубоко врезались в кожу. Казалось, еще немного, и заключенный разорвет путы, и обеспокоенный Эдмунд несколько раз для пробы взмахнул короткой дубинкой.

— Стой, — одернул его я и накинул на шею маркиза ожерелье с оправленными в серебро изумрудами, янтарем, бирюзой и несколько неуместно смотревшимся здесь змеевиком. На заключенного будто ушат холодной воды вылили. Он сразу обмяк, а из уголка рта вновь потянулась тоненькая струйка слюны.