Джоанна Мейер - Эхо Севера [litres]

– Прости меня, Эхо. Прости за все, что я сделал. И за все, что еще сделаю.

А затем, уже на самой грани сна, человеческие пальцы переплелись с моими, и моя ладонь почувствовала сильные толчки не моего, другого сердца.

Утром я вновь проснулась в кровати одна, но при этом была абсолютно убеждена, что тот голос и та рука мне не привиделись, что это не было сном.

Пришло время доказать это самой себе.

Я встала, оделась, накинула на плечи меховую шубу, спасаясь от царившего в спальне холода, и, не став даже завтракать, сразу отправилась в библиотеку.

Волшебное зеркальце по-прежнему было спрятано в одном из шкафов в задней комнате. Я вытащила его, опустилась на пол, вырвала из головы несколько волосков, уколола палец, чтобы добыть капельку крови.

– Покажи мне Хэла.

Поверхность зеркальца затуманилась, покрылась рябью.

А затем я увидела волка. Он был в комнате за черной обсидиановой дверью, бушевал там, срывая с нитей хрустальные подвески. Его крики сотрясали комнату, белая шерсть и наложенная мной повязка пропитались кровью. За спиной волка виднелись часы, они все так же тикали, нашептывали, жужжали, быстро перебирая своими паучьими лапками.

Зеркальце мигнуло. Сменилась картинка, и я увидела идущего по темному коридору Хэла. Тело его настолько исхудало и побледнело, что казалось почти прозрачным. Хэл подошел к зеркалу с его воспоминаниями, упал перед ним на колени и опустил голову, обхватив ее руками. Его плечи дрожали – Хэл рыдал.

Изображение в зеркальце помутнело, расплылось, а затем и вовсе погасло.

В моем распоряжении оставался всего один день, а я по-прежнему не знала, что делать.

Плотно закутавшись в шубу, я прошлась по заснеженному саду, где мое дыхание облачком вырывалось в морозный воздух. В голове царила сумятица.

Хэл был волком. То есть волк был Хэлом. И у меня остался всего один день, чтобы спасти его.

Снег налипал мне на ресницы. Каплями крови падали на землю последние лепестки с мертвых роз. Господи, что же мне делать?

«Я почти сотню лет борюсь со своей природной дикостью» , – прозвучал у меня в голове голос волка.

Я моргнула, вспомнив тикающие, жужжащие шестеренками часы. Возможно, мне нужно было всего лишь подождать и досмотреть последний день этого года до самого конца. Не гася лампу. Быть может, сегодня волк прямо у меня на глазах превратится в Хэла, и навсегда станет свободен. Как там говорила Лесная королева – «Правда всегда проста»?

Но что, если я ошибаюсь?

Острые, как лед, снежинки жалили мои щеки. Я сильнее натянула меховой капюшон. Пробежала мышь, пытаясь отыскать что-нибудь съедобное в снегу под почерневшими кустами. Снег хрустел под ногами, но я не спешила возвращаться в дом.

Я не могла забыть показанные зеркальцем картинки – рычащего от ярости волка, срывающего с нитей подвески. Хэла, плачущего в темном коридоре.

В волшебных сказках герой всегда что-то должен сделать. Поцеловать принцессу, уничтожить или найти какой-то предмет – заколдованный меч, волшебное зеркальце.

А может ли быть таким магическим предметом лампа?

«Есть одна вещь, которая настрого тебе запрещена, – сказала мне на поляне Лесная королева . – Есть одно правило, которое ты обязана соблюдать. Тебе нужно переступить запрет. Только это разрушит чары. Только это освободит его».

Но Хэл сказал, что она всегда лжет, и я доверяла ему больше, чем королеве, но что, если он сказал так под действием чар? Что, если именно зажженная лампа была способом снять проклятие?

Я обещала волку прожить с ним ровно год. А еще обещала никогда не смотреть на него ночью при свете лампы.

Не смотреть, чтобы не увидеть лицо Хэла.

Что, если я зажгу лампу и разрушу этим его заклятие?

Но что, если я зажгу лампу, и тем самым не разрушу заклятие, но навеки обреку его оставаться в неволе?

Это было невозможно узнать, но я должна это сделать.

Что же мне оставалось?

А те часы за черной дверью все так же тикают.

И почти все мое время вышло.

Я вернулась в библиотеку и бросила на один из диванов шубу. Мне отчаянно хотелось поговорить с Хэлом. Я наугад шагнула в первую попавшуюся зеркальную книгу, в надежде встретить его там.

Из зеркала я вышла на палубу корабля, летевшего по морю в поисках пропавшего королевства и какого-то мифического принца. Я позволила истории развиваться своим чередом и нести меня вперед – стояла, прислонившись к перилам фальшборта, с наслаждением вдыхала соленый воздух и слушала крики морских огоньков – такие же странные, как сами эти существа, похожие на что-то среднее между световым пятном и туманным облачком. Они кружили в небе над нашими мачтами, мерцая оранжевым, голубым или розовым светом.

Хэл не появился.

Я подождала еще несколько книжных дней – в реальном мире они пролетели за считаные минуты. За это время наш корабль успел попасть в бурю, пережил нападение светящегося бледным огнем морского дракона, и, наконец, причалил к неизвестному острову, чтобы переждать в его заводи очередной приближающийся шторм. Вместе с экипажем и главной героиней книги – рыжеволосой отважной дочерью фермера – я сошла на берег. Налетели ветры – Восточный, Западный и Южный. Они подхватили остров и унесли его на своих крыльях в небо. Ветры выглядели гораздо моложе и свирепее, чем во время нашей последней встречи. И меня совершенно не узнали.

Хэла по-прежнему не было.

Вместе с рыжеволосой дочерью фермера я поднялась на гору в центре острова и дошла до развалин древнего замка. В нем навечно был заточен мифический принц. Я надеялась, что принц окажется Хэлом. Но он предстал седым стариком с позеленевшей кожей. Дочь фермера поцеловала его, и, как это водится в сказках, старик снова превратился в юношу.

Я ушла к обрыву и принялась глядеть вниз – на видневшееся под облаками море.

Что же мне делать?

Зажечь лампу? Не зажигать?

– Эхо! А я уже не надеялась встретить тебя до конца года!

Я повернула голову и увидела Мокошь. Она ехала навстречу мне верхом на одном из морских огоньков, которого запрягла в сбрую изо льда и лунного света. Грива у огонька была огненная, но сам он оказался фиолетовым.

– Ты узнала, как его освободить? – спросила она, придерживая конька-огонька в воздухе рядом со мной. – Решила, что тебе делать?

Я подумала о часах за обсидиановой дверью. О лампе на моем прикроватном столике. О человеческих пальцах, которые переплелись в ночной темноте с моими пальцами.