Томас Уилер - Проклятая [litres]

Держа в руке холодную ладошку девочки, Нимуэ вспомнила, как бросила мать в храме. Никогда еще она не испытывала такого всепоглощающего стыда.

– Хотела бы я быть такой же храброй, как ты.

Внезапно внутренности совершили кульбит, и тело охватил гул Сокрытого. Мертвая девочка распахнула глаза.

Египет заржала и нервно оглянулась, откликаясь на напряженное настроение хозяина. Артур оглядывал лес, стараясь не пропустить движение меж деревьями, но все время взглядом возвращался к телам.

Похоже, на этот раз паладинам было лень ставить кресты. Трех друидов они привязали к деревьям и просто-напросто кололи и рубили, пока тела не превратились в неопознаваемые куски мяса.

Внезапно нечто еще более тревожное привлекло его внимание. Нечто во главе каравана. Чтобы получше рассмотреть, Артур спешился и увидел тело женщины, прислоненное к одному из колес повозки. Вместо головы к ее телу была прилеплена собачья, а на борту повозки кто-то кровью вывел слова.

ДОСТАВЬТЕ ВЕДЬМУ ВОЛЧЬЕЙ КРОВИ

Сердце Нимуэ бешено колотилось. Все инстинкты твердили, что нужно бежать, но гул Сокрытого удерживал ее на месте. В глазах девочки не было ни малейшего отблеска жизни – и все же она видела Нимуэ.

– Они следят за тобой , – губы мертвой едва шевелились.

– Кто? – хрипло выдавила Нимуэ. Мертвые глаза долго смотрели на нее, затем раздался ответ.

– Те, кто жаждет заполучить Меч Силы. Они ждут, пока ты откажешься от него .

– Моя мать велела отвезти меч Мерлину.

– Но выбрал он тебя.

От мысли, что это правда, Нимуэ запаниковала.

– Но я не хочу!

– С кем ты, черт подери, разговариваешь?!

Нимуэ вздрогнула и повернулась к Артуру.

– Н-ни с кем… Неважно, – и снова оглянулась на мертвую девочку. Глаза у той были закрыты, а лицо снова застыло, напоминая лик.

– Ты должна кое-что увидеть, – негромко сказал Артур.

Он подвел Нимуэ к телу женщины. Несмотря на все ужасы последних дней, от вида этой неистовой дикости Красных Паладинов у Нимуэ ослабли колени. Подавив рвотный позыв, она прорычала:

– И?

– Могу только предположить, что речь идет… о тебе, – Артур указал на кровавую надпись на повозке.

Нимуэ взглянула на выведенные чьей-то рукой слова и закрыла глаза, ощущая, как на спине, под тяжестью меча, горят шрамы. Она чувствовала сталь сквозь ножны, и наполнившая тело ярость рванулась к шее. На мгновение показалось, что это ослепит ее, лишит возможности слышать и ощущать, но затем Нимуэ успокоила дыхание и позволила гневу вырваться наружу, словно освобождая плененного зверя из клетки.

– Не будем заставлять их ждать! – она развернулась на каблуках и направилась к Египет. На лице Артура отразилось смятение:

– Ч-что? Постой – что?!

Артур вел Египет по тропинке медленным шагом, останавливаясь каждые несколько минут, чтобы осмотреться и прислушаться, не едет ли за ними кто-нибудь. Нимуэ ощущала, как он косится на нее, но не обращала внимания. Она ушла глубоко в себя. Она хотела освободить внутренних демонов – и теперь знала, как сделать это.

Она все еще могла припомнить вкус кислого варева, которым ее потчевал отец, эту смесь можжевельника, руты и угольной пыли. Живот скручивало при одном воспоминании о том дне, когда она лежала слишком больная, чтобы держаться на ногах, а родители стояли подле кровати и кричали друг на друга. Но сколько бы ее ни тошнило, сколько бы яда ни глотала, Нимуэ не могла контролировать свои приступы или же окончательно изгнать демоническую сущность, которая вызывала их.

В конце концов отец собрал семена и инструменты, погрузил их на повозку, запряженную единственной лошадью, которая у них была, и поехал на север. В тот день Нимуэ мастерила кукол и, вернувшись домой, нашла мать плачущей. Повозка отца в это время уже сворачивала на лесную тропинку.

Он даже не попрощался с ней.

Ленор попыталась удержать Нимуэ, затащить в хижину, но девочка вырвалась.

– Папа! – крикнула она и побежала за повозкой. Она бежала целую вечность, пока наконец не настигла его, и так запыхалась, что не могла сказать ни слова – только вцепилась в поводья.

– Отпусти, Нимуэ, – приказал отец.

От сдавленных рыданий дышать становилось еще тяжелее. Она попыталась натянуть поводья, чтобы остановить повозку совсем, но тут отец ударил ее хлыстом по запястью. Нимуэ споткнулась и упала на дорогу.

– Ты принесла тьму в нашу семью, Нимуэ. Не твоя вина, дитя, но это сделала ты. Ты проклята.

– Но я такая же, как мама! Сокрытое говорит со мной!

– Пусть она тебе и объясняет! – прорычал отец. – Пусть скажет, что за тьма кроется в твоем сердце! Я этих слов не произнесу!

– Я исправлюсь, папа, – умоляла Нимуэ. – Я буду принимать все лекарства! И не буду жаловаться!

– Оно в твоей крови, девочка. От этого нет лекарства.

– Но ты мог бы остаться хотя бы ради мамы! Я не буду с тобой говорить, только, пожалуйста, не уезжай!

– Сейчас же возвращайся! – отцовский голос дрожал от волнения. Он щелкнул хлыстом, и лошадь ускорила шаг. И все равно Нимуэ бежала за ним не меньше часа, пока над деревьями не взошла луна.

Отец ни разу не оглянулся.

И так и не вернулся домой.

Артур выругался под нос, и Нимуэ очнулась в настоящем. В сотне шагов от дороги стояли шесть лошадей, привязанные к соснам. Вдалеке слышались голоса, и Артур поцокал, заставляя Египет поторопиться.

Красные Паладины. Два слова были словно масло, что плеснули в огонь, и этот огонь охватил Нимуэ. Уход отца, последние, предсмертные крики Ленор, Бьетта, втоптанная в грязь, издевательский взгляд паладина в Хоксбридже, холод голубых глаз демона, Пим, выкрикивающая ее имя.

Нимуэ соскользнула с седла и рванула через дорогу.

– Нимуэ! – зашипел вслед Артур.

Она ускорила шаг, поднырнула под ветви и побежала к лошадям. За спиной слышались приглушенные ругательства Артура. Когда, приблизившись к лошадям, Нимуэ вытащила Меч Силы, животные принялись фыркать и нервно переступать на месте. Она с легкостью срезала с их седел спальные мешки, кошели, полные монет, свертки с едой и меха для питья. Все сыпалось на землю. Нимуэ проигнорировала Артура, который размахивал руками, словно сумасшедший, побуждая ее вернуться, и указала на украденные вещи. А затем обернулась туда, откуда доносились голоса, и сжала теплую рукоять меча.

Она чувствовала – он жаждет крови.

Как и она сама.

Казалось, ее ярость переплавляется в железо, вливается в меч, словно еще один стальной слой, затачивает и закаляет его лезвие. А еще казалось, что ее вот-вот стошнит, но вовсе не от дурноты, а от невероятной, чудовищной жажды. Рубить. Убивать. Кормиться. «Будто загнанный волк», – подумала она. Настало время выпустить демонов на свободу.