Юлия Риа - Я, капибара и божественный тотализатор

— Говорил, — не стал отнекиваться Каперс. — Но ты… Я не хочу равнять тебя и остальных.

— Почему? Еще недавно, кажется, ты был очень даже за. Джарию хватило двух моих соплеменников, чтобы сделать окончательные выводы.

— Я видел гораздо больше землян, чем Джарий.

— Охотно верю. И что, неужели они все были одинаковыми? Таким ужасными, что заслужили твое презрение? Ненависть? Или всему виной лишь одна из нас? А что же остальные? Они чем провинились?

— У ненависти нет логики, — устало произнес Каперс. — Я злился. Нет, — он качнул головой. — Я был в бешенстве. И не желал больше видеть ни одного землянина. Никогда.

— Но они ведь оказывались на тотализаторе?

— Разумеется. Каждый раз.

— И ты… — я на мгновение замерла, но все же закончила мысль, — мстил им?

— Да, — твердо ответил он. — Несколько погибло из-за меня.

Я закрыла глаза и отвернулась.

Молчание затягивалось. Каперс не давил на меня, позволяя переварить услышанное. Оправдываться или пояснять свои действия он тоже не спешил.

— Так почему ты хочешь понять меня? — Спустя вечность я нашла в себе силы продолжить разговор. — Что изменилось?

— Я осознал, что был не прав. Не хочу в будущем повторить старые ошибки. Ты показала, насколько разными могут быть люди. То, какими я вас запомнил, и ты — словно разные расы.

— Не в расах дело. Среди моих соплеменников достаточно подонков, но порядочных, добрых людей — больше. Простая ведь истина. К твоим-то годам наверняка уже можно разобраться, что к чему.

— Прозвучало так, будто ты меня за старика держишь. — Каперс едва заметно улыбнулся.

— По сравнению со мной где-то так и есть.

— Наша жизнь не в пример дольше. А потому и взрослеем мы медленнее. Иначе к двумстам годам вокруг были бы одни мудрые, но уставшие от жизни юнцы.

Я хмыкнула, попытавшись представить описанную картину.

— Ты прав, — произнесла тихо. — Раньше я много мечтала. О волшебных созданиях, невиданных странах и удивительных приключениях. О любви — такой, чтоб захватывало дух и замирало сердце. О том, какой бы я могла быть… Но чем сильнее я погружалась в фантазии, тем сложнее приходилось в жизни. Реальный мир — без драконов и магии — стал казаться серым. И я все чаще искала спасения за стенами воздушных замков, пока однажды с ужасом не осознала, что теряю себя. Теряю возможность быть счастливой здесь и сейчас — в неидеальном, но реальном мире. Понимаешь? Мне пришлось отказаться от глупых грез и фантазий. Это дало мне силы принять свою жизнь такой, какая она есть.

— Ты отказалась не от глупых грез, — возразил хранитель. — Ты отказалась от себя самой. Повернулась спиной к собственной душе. А это преступление пострашнее любого из твоего реального мира.

— Сказал тот, кто мечтал о… о чем? Уничтожить всех землян, которым не посчастливилось оказаться на Айгеросе?

— Я был не прав, сказал ведь уже. И хватит вынуждать меня повторять эту фразу!

Я хитро прищурилась, словно лисица, придумавшая, как выселить зайчика из лубяной избушки. И вкрадчиво произнесла:

— А скажи еще раз.

— Ты издеваешься?

Мои губы растянулись в усмешке.

— Ты издеваешься, — перевел Каперс, трижды фыркнул (или чихнул?) и хмуро посмотрел на меня. — Ладно, но в последний раз! Я… был… не прав, — мучительно медленно выдавил он.

— А можешь сказать еще: «земляне хорошие и не обязаны расплачиваться за грехи одной дуры»?

— А не обнаглел ли кое-кто?

Я сделала самое честное лицо, на которое только способна. Правда, удержать это выражение дольше четырех секунд не смогла — довольная улыбка расползлась от уха до уха. Вредный, заносчивый, плюющий на мнение окружающих хранитель признал свою ошибку. Трижды!

— Если ты сейчас полезешь обниматься, я тебя укушу, — предупредил Каперс.

Я рассмеялась.

— Как догадался?

— У тебя все на лице написано. Да и вообще, — он качнул головой, пряча добрую усмешку, — когда тебя переполняют чувства, ты склонна к спонтанным объятиям.

— Не всем же быть снобичными сухарями. — Я подмигнула и встала с песка.

Тело такого изменения не оценило. Мышцы заныли, как избалованный ребенок, требующий вернуть пуделя, цветного от пятен гуаши. Желанным пуделем сейчас выступал теплый песочек, на котором тело хотело лежать, сидеть — без разницы! Лишь бы не шевелиться.

Я охнула и уперлась ладонями в колени.

— Смотрю, не такая уж это и ерунда, как ты пыталась меня уверить, — заметил Каперс, неодобрительно глядя на согнутую меня.

— Так всегда после паузы. Сейчас разомнусь немного, потом сделаю первые шаги, затем втянусь…

— А утром вообще не встанешь, — закончил он. — Стой, не двигайся.

Последний приказ был явно лишний. Сейчас я могу максимум выразительно сопеть, а вот шевелиться — вряд ли.

Каперс произнес короткую фразу на раскатистом «капибарском наречии», и мое тело словно впихнули в невидимый вакуумный пакет: воздух уплотнился, надавил и… впитался? Бр-р!

— Чего стоим? — фыркнул Каперс, разворачиваясь к лестнице.

Осторожно, опасаясь нового мышечного спазма, я выпрямилась, прислушалась к себе… Не болит! Действительно больше ничего не болит!

— Кап, спасибо! — крикнула я и кинулась догонять уже взобравшегося до середины лестницы хранителя.

— Да на здоровье. Только сделай одолжение — ори потише. Ночь все-таки.

Ворчливый Каперс — привычный Каперс. Я хмыкнула и зашагала рядом.

— Когда мы отплываем на архипелаг?

— Завтра.

— А корабль?

— С утра договорюсь.

— Уверен, что будут отплывающие в нужную нам сторону?

— Не будут — появятся, — заявил грызун, на что я лишь пожала плечами.

В кардарве нас ждал Джарий. И, судя по скрещенным на груди лапкам (видимо, его любимая поза), он чем-то недоволен. Морально я готовилась к бурчанию в духе: «Где вас носило? Ночь на дворе! А вы не в постелях!»; но потом вспомнила, что Джарий, к счастью, нам не отец, а мы — не дети.

— Я думал, мы успеем поговорить, — угрюмо выдал смотритель.

— Обязательно, — Каперс остался невозмутим. — Ариш, — он повернулся ко мне, — иди спать. Завтра рано вставать.

— А разве тут бывает иначе? — с усмешкой заметила я. — Ладно, доброй ночи, Кап.

Имя хранителя выделила интонацией, давая понять, что мое пожелание распространяется исключительно на капибара. Противным кузнечикам я не собираюсь желать ничего, кроме уменьшения природной вредности.

Чувствуя легкость во всем теле, я взбежала по лестнице, заскочила в комнату, быстро скинула обувь, штаны и завалилась спать. Организм, привыкший к практически армейскому ритму жизни, мгновенно отрубился.

Утром я проснулась от стука собственных зубов. Одеяло, видимо, сползло и оставило меня на растерзание прохладному воздуху. Не размыкая век, я сонно пошарила рукой по кровати в надежде отыскать пропажу — но тщетно. Холод покусывал за ноги, и я подтянула колени к груди, пытаясь сохранить крупицы тепла. Сейчас главное — быстро заснуть, и тогда можно урвать еще хотя бы часок сна.