Бронислава Вонсович - В паутине чужих заклинаний [≈ Список]

Пока ничего угрожающего мне я не видела. Да, магическая защита могла меня пропустить, но это не значит, что я там была. Да еще и с запрещенной книгой!

— Да, — подтвердил Дитрих. — Поскольку слепок твоей ауры в Сыске есть, а о том, что вас связывало, там знают, вычислят очень быстро, даже если он продолжит упорствовать. И здесь твоя подчищенная память окажется серьезным доводом против тебя.

— Почему?

— Может появиться версия, что тебя заставили подбросить книгу, а потом аккуратно затерли воспоминания.

— Что ты говоришь? — Меня его слова неприятно поразили. — Карл же сказал, что затерли разговор с инорой Вернер, совершенно неважный ни для меня, ни для кого другого.

— Да, но это сказал Карл. А в результатах официального обследования такого нет. А написано, что ты подвергалась постоянному легкому ментальному внушению, а потом, сразу после смерти Вернер, тебе что-то грубо стерли. Нет доказательств, что влиял на тебя Эггер, влюбляя в себя, а не кто-то другой с непонятными целями. И в таком виде все выглядит очень странно.

Да, в таком виде все выглядит так, что могут возникнуть самые фантастические предположения. Вплоть до того, что на меня влияла инора Вернер, желающая отомстить семейству Эггеров. Вручила мне книгу, чтобы я оставила ее у Штефана, а потом имитировала собственную смерть.

— Но ключи… — ухватилась я за вспыхнувшую мысль, — у меня же не было ключей ни от двери, ни от сейфа.

— И вот здесь на сцене появляется твоя Эмили и утверждает, что у тебя была возможность их заполучить. На самом деле сделать слепок несложно, не обязательно быть профессионалом. А имея комплект ключей и проход через магическую защиту, сама понимаешь, проникнуть в дом труда не составит.

— Подожди. Есть же еще кто-то, кому разрешен проход через магическую защиту. Кто-то, кому он доверял, и, вполне возможно, зря.

— Но тебя выявят в первую очередь, — вздохнул Дитрих. — Да что там выявлять! В деле Вернер все расписано…

Он недовольно постучал костяшками кулака по столу и нахмурился. Пожалуй, сейчас его больше всего устроил бы вариант, в котором Штефан немедленно во всем сознался, даже не будучи виновным на самом деле.

— Но я же этого не делала. А значит, либо это тот, второй, либо сам Штефан. Но мне кажется, в его виновность ты не веришь.

— Не верю, — кивнул он. — Если бы это был Эггер, то у него нашли бы не одну книгу, а все.

— А если он действовал не один? — невольно спросила я. — Может, это его доля?

Дитрих рассмеялся и опять стал похож на инора, к которому я пришла устраиваться на работу. Меня это порадовало, пусть даже он смеялся над моими словами, но сейчас он перестал выглядеть таким озабоченным моими делами.

— Мелкая какая-то доля, — ответил он. — С такими долями целая толпа народу твою Вернер должна была убивать. По соседству у нее живут маги, так что столь оживленное мероприятие непременно бы заметили.

— Может, просто не все нашли?

— Может. Но он дал разрешение на вскрытие своей ячейки в Гномьем Банке, там ничего не нашли. Не нашли и при обыске родителей.

— Как быстро… — удивилась я.

Не успели арестовать, а уже прошлись везде, где могли лежать украденные книги. Не выдает ли он мне тайну следствия? Но если говорит, значит — не тайна? Да разве можно скрыть обыск? От соседей — точно нет. А то, что известно соседям, очень быстро разносится по городу. Не такое это малозначимое событие — арест мага, занимающего высокую должность, по подозрению в занятиях запрещенной магией.

— Только родителей? — уточнила я. — А брата?

— Брат живет с родителями. Предвосхищая твой вопрос — разрешение на осмотр своих ячеек в Гномьем Банке они тоже дали. И там тоже ничего не нашли.

Это веский довод за то, что в семье Эггеров действительно ничего не было. В других банках проверить ячейки можно было и без разрешения владельцев, но не в Гномьем. Не было еще случая, когда они пускали к себе проверить счета или ячейки для хранения ценностей без разрешения клиента. И это делало их банк очень притягательным для лиц, у которых с законом нелады. Деньги и ценности, попавшие в Гномий Банк, выдаче не подлежали ни при каких условиях.

— А книга? Возможно, она самая ценная из всех, что были у наставницы? — предположила я.

Не то чтобы я думала о возможности сговора Штефана с кем-то, просто хотела прояснить для себя, почему Дитрих уверен, что Штефан ни при чем. Штефана мне было все так же жалко, но себя — жальче. И про себя я была полностью уверена, что ничего такого не делала. Предположим, мне удалили не разговор с наставницей, а воспоминания о том, как я подбросила книгу. Но оставался открытым вопрос с сейфом. Даже если у меня был допуск в дом, сейфы мне вскрывать не доводилось. И я более чем уверена, что затерли мне не столь ценное умение. Стерли у меня не так много, чтобы забыть сразу про все. Или так?

— Книга, найденная у Штефана, — одна из самых малоценных в списке, — ответил Дитрих. — Но для Штефана она должна представлять интерес. Мне кажется, ее поэтому ее и выбрали.

— Думаешь, подбросили.

Это был даже не вопрос. Дитрих молча кивнул.

— А я не могла подбросить и забыть? — задала я все же мучающий меня вопрос. — Если я была столь беззащитна перед ментальной магией, — я невольно потрогала его артефакт, чтобы убедиться, что он все так же висит на цепочке под платьем, — мне могли внушить, чтобы я подбросила ему книгу, а потом стереть это все.

— На тебя влиял только один человек, — уверенно ответил Дитрих. — Если это был не Эггер, почему ты потеряла к нему интерес?

— Потому что встретила тебя, — ответила я.

— Линда, не надо внушать себе то, чего не было. — Он крепко меня обнял. — Эггер тебя привораживал, поэтому и постарался после грубого затирания исчезнуть. Чтобы следы ушли как можно быстрее. Но совсем исчезать он не хотел, поэтому появился сразу, как только понял, что может тебя потерять. Не надо так думать. И говорить так не надо, а то я начну волноваться, что ты встретишь кого-то еще и потеряешь интерес уже ко мне.

Я потерлась головой о его плечо. Почему-то мне показалось, что он и сам не уверен в том, что говорит. Да, поведение Штефана прекрасно вписывалось в гипотезу о привороте, но оно могло объясняться и тем, что его действительно не было в Гаэрре. Гипотеза тем и плоха, что требует доказательств, а их у нас не было.

— Я не столь переменчива, — попробовала я успокоить Дитриха. — Как-то так получилось, что я раньше никогда не влюблялась.

— А вдруг вошла во вкус?

Он невесело улыбнулся, словно сам не знал, шутка ли это. Нет, нужно срочно что-то исправлять. Я подумала и поцеловала его. Не знаю, исправит ли это хоть что-то, но мне самой необходимо хоть ненадолго потерять голову, отрешиться от неприятностей, которых с каждым днем становилось все больше. Казалось, под моими ногами зыбкая болотистая почва — шагни не туда, и трясина тут же сомкнется над головой, не дав даже сделать последний вдох. И этим последним вдохом были сейчас для меня поцелуи Дитриха. Сама мысль, что я могу остаться без него, неимоверно пугала, не меньше пугало и осознание этого. Я привыкла жить одна, и эта странная зависимость от мужчины делала меня слишком беззащитной. Я оторвалась от его губ и уткнулась в плечо.