Дэйв Дункан - Разбойная дорога

— Не сомневаюсь, что твоя оценка юношеских задатков подтверждается плодами, вызревшими в твои зрелые годы, — вежливо заметил Ториан.

Я искренне поблагодарил его.

— Разумеется, моя непутевая голова полна была мечтами о любви, героических подвигах и славе. Я ничего не мог больше сделать ни для моих несчастных родителей, ни для сестер, поэтому я просто улизнул и нанялся матросом на купеческий корабль «Душистая фиалка», ходивший к Киноварным островам.

Я пошарил рукой в поисках кувшина с вином. Промочив пересохшее горло, я продолжал свой рассказ:

— Каждый из нас, сдается мне, рано или поздно прощается с юношескими иллюзиями и встречается с суровой прозой взрослой жизни. Что до меня, я обнаружил, что матросская жизнь лишена той романтики и тех приключений, которых я от нее ждал. Вместо этого я столкнулся лишь с монотонностью, лишениями и изнурительной работой. Ослепительно красивых городов с башнями было так же мало, как крепкогрудых дев, что шепчут слова любви, сбрасывая с себя шелка и драгоценности. Платою же за труд мне были плохая еда и тухлая вода.

Да, конечно, были еще необычайные морские чудища и несколько стычек с пиратами, в которых я показал себя, кажется, не так уж плохо. Да и очаровательные красотки все-таки иногда встречались. Однако рассказы об этих исключительных событиях могут дать несколько превратное представление о тех нескольких неделях, что я провел на борту.

Когда «Душистая фиалка» разбилась в шторм о скалы Даунтлесса — потеряв при этом, боюсь, большую часть экипажа, хоть мне и удалось спасти несколько человек, — я воспользовался этой возможностью, чтобы заняться другим ремеслом, и в конце концов остановил свой выбор на профессии рассказчика.

— Весьма разумный выбор, — заметил Ториан.

— Впрочем, одну вещь я усвоил уже тогда. Все эти моряцкие истории, что я слышал в детстве, были, конечно, достаточно увлекательными, и никто не ставил под сомнение описываемые в них события, но я заметил, что эти истории повторяются от раза к разу, в то время как сами события произошли только раз. Можно иметь в запасе сотню разных историй, но девяносто девять из них ты будешь знать понаслышке и только одну переживешь сам. Осознание этого стало для меня потрясающим открытием!

Короче говоря, рассказы — жалкое подобие реальности. Увидев это, я пришел к заключению, ставшему с тех пор путеводной звездой моей жизни.

— Кажется, и эту цепь уже можно рвать, — сказал Ториан. — Ну, может, еще немного.

— В любой момент, когда ты будешь готов. Так вот, мой основной принцип, мое кредо, если хочешь, заключается вот в чем: рассказы — развлечение для смертных, но события — развлечение для богов.

— Теперь, когда ты сказал, это представляется само собой очевидным, но я не помню, чтобы раньше кто-то приходил к такой мысли.

— Я тоже. Но я увидел, что подлинное призвание менялы историй в том, чтобы видеть исторические события своими глазами — дабы искусство рассказчика соединялось с неопровержимостью истины. Я решил, что должен идти туда, куда направят меня боги, и видеть то, что боги позволят мне видеть. Они знают, что я — достойный доверия свидетель. Я не надоедаю им ни мольбами, ни жалобами, ни пререканиями. Я равно спокойно принимаю лишения и роскошь, не позволяя ни тому, ни другому заставить меня свернуть с пути.

И за это, — закончил я, — боги часто позволяют мне присутствовать при важных событиях. Порой они немного облегчают мою задачу, помогая мне последовательностью незначительных событий, — ты и сам видел это сегодня вечером. В конце концов то, что тебе представляется чудом, для них так, пустяк. Цепь, которую ты так ловко перебросил через забор, все равно должна была на что-то упасть. Так почему не на шип?

— В общем, все складывается из мелочей?

— Весь мир состоит из песчинок. Кто, кроме богов, способен сосчитать их или повелевать их движением? Богам почти ничего не стоит поддерживать мое существование.

— Просто как наблюдателя?

— А в дальнейшем — надеюсь — и как рассказчика. О, порой они даже позволяют мне непосредственно участвовать в событиях, ибо знают: я буду сотрудничать с ними безропотно.

— Готово! — Ториан разорвал цепь, ухитрившись при этом не посадить мне на шею ни одного нового синяка. — Твое повествование тронуло меня до слез.

— Твоя похвала — большая честь для меня, — сказал я, протягивая руку к бутылке.

— Есть, правда, в твоем рассказе несколько моментов, которые мне хотелось бы прояснить. Ты не сочтешь это праздным любопытством?

— Ни в коей мере. Я с радостью объясню все, что ты пожелаешь.

— В самом начале ты вскользь упомянул, что тебе около сорока лет. Не знаю, как сейчас, но в последний раз, когда я на тебя смотрел, тебе вряд ли можно было дать и половину.

— Ты мне льстишь, — осторожно ответил я. — Впрочем, возможно, я переоценил следы, которые невзгоды оставили на моей внешности.

— Похоже на то. И еще одно тревожит меня: эта воистину завораживающая история плохо согласуется с тем, что ты наговорил капралу Фотию у городских ворот.

— А я и не знал, что ты слышал. Все очень просто: угощать подобного ублюдка чем-нибудь, хоть отдаленно похожим на правду, недостойно моей профессии.

— Не могу не согласиться, — сказал Ториан, вслед за чем послышался еще один радующий слух булькающий звук. — А! Славное вино… я хочу сказать, хорошего урожая. Да, за последние три дня я изрядно натерпелся от капрала Фотия. Однако скажу положа руку на сердце: несмотря на рану, что до сих пор терзает меня, я с радостью встретился бы с ним один на один в честном поединке.

— Воистину это было бы захватывающее зрелище, — заметил я, пытаясь представить себе всю его художественную прелесть. — Действие, драматизм, равновесие… напряженное спокойствие или открытый накал страстей? Это должен быть бой не на жизнь, а на смерть!

— Да, я с радостью приму любой исход.

— Тогда желаю удачи. Это как раз из тех развлечений, что боги находят наиболее захватывающими. При том, что — как я уже говорил — я избегаю докучать богам своими советами, я считаю вполне вероятным, что они устроят тебе такую встречу.

— Твои слова греют мне душу! Опять же мне будет чем занять мысли в часы досуга, мечтая, в какую груду мясной нарезки я превращу этого презренного негодяя. — Великан зловеще усмехнулся. — А теперь, — добавил он, — не готовы ли мы покинуть сие тесное помещение?

— Боюсь, пока нет. Если мы хотим разгуливать в бронзовых ошейниках, лучше подождать, пока улицы опустеют окончательно. По меньшей мере до полуночи.

Он тихонько застонал и пошевелился, пытаясь разместить затекшие члены.

— Нам далеко еще идти?