Шеннон МакГи - Драконьи норы и другие ловушки

— Ты из столицы? — спросила я, и она кивнула.

— Ну, не совсем столицы, но где-то поблизости, в срединных землях. Мой отец работал там помощником бакалейщика. Моя мама работала у одной дамы.

— Так как же ты здесь оказалась? Я имею в виду, можно спросить?

Она поморщилась.

— Все в порядке. Я не против рассказать. Мой па умер, когда я росла, — она подняла руку на уровень матраса, на котором сидела. — Мастер бакалейщик нашел им работу в столице, и мой па поехал с ним. Его зарезали во время той поездки. Честно говоря, я даже не знаю всей истории. Ма сказала мне только это.

— О… Марайя, мне так жаль, — сказала я, но она все еще говорила.

— Мы были в порядке еще несколько лет. Леди, у которой ма работала, сказала, что понимает, каково это — переживать трудные времена. Она повысила зарплату ма, и мы смогли кое-что отложить. Потом маминое равновесие нарушилось. Сначала это было медленно. У нее закружится голова, и ей приходилось садиться, пока все не прояснится. В конце концов, ходить стало невозможно, и Леди отпустила ее.

Я издала шум возмущения, но это Люк пробормотал.

— Типично, — он придвинулся ближе и положил руку ей на бедро.

Марайя накрыла его руку своей.

— Целительница сказала, что болезнь будет прогрессировать, и они не смогут просто вылечить ее. Это было что-то в ее голове, и ей потребовались годы небольших сеансов исцеления, чтобы исправить это. У нас не было на это денег. Я получила свою первую работу, когда мне было тринадцать, чтобы помочь с нашей подушкой сбережений, но когда она была уволена, наши деньги съелись довольно быстро… у города было так мало возможностей. С моей точки зрения, мой выбор сводился к наемничеству или поездке в столицу за работой.

— И ты выбрала работу наемника? — спросила Элла, приподняв бровь.

Марайя выглядела глуповато.

— Я думала, что не слишком умела обращаться с ножом. В любом случае, это стабильные деньги. Каждую осень я плачу по счетам, а остальные деньги отсылаю маме, — гордость расцвела на ее лице. — Я зарабатываю достаточно, чтобы приютить ее и заплатить целителям. Она уже наполовину прошла курс лечения. Она скоро будет ходить.

В комнате было тихо. Марайя отхлебнула из бутылки с медовухой, которую мы передавали друг другу, и шумно выдохнула. Она вставила пробку на место и передала бутылку мне. В этот момент я почувствовала родство с ней. Она не произнесла этого вслух, но я услышала невысказанный сон в том, как дрогнул ее голос на последнем слове. «Однажды, когда ей станет лучше, возможно, я смогу вернуться домой.»

Раздался хлопок, когда я вытащила пробку. Я сделал большой глоток, запрокинув голову. Варево было сладким и пьянящим, и это была одна из нескольких бутылок, которые Люк привез с юга и хранил в своем сарае за казармами. Я провела пальцем по коричневой керамической бутылке.

Я не собиралась совершать ошибку, спрашивая кого-либо еще, как они стали наемниками. Я уже знала историю Эллы, а она рассказала мне историю Люка. Его вырастили бабушка с дедушкой. Они умерли один за другим, и он потратил деньги, которые они ему оставили, чтобы купить необходимые припасы и попытаться пробраться в гвардию. Его отвергли незадолго до того, как он должен был окончить университет и отправиться в загородную поездку. Хотя Элла могла бы и знать, она не посвятила меня в причины его исключения. Это было единственное, о чем он не говорил открыто. Выслушав рассказ Марайи, я еще больше засомневалась, стоит ли спрашивать.

Я не могла винить его за то, что он не хотел говорить об этом. Не то чтобы я объяснила ему причины моего бегства из Нофгрина. Невозможно было сказать «приговорена к смерти по ошибке», не вызвав еще больше вопросов. Вопросов, на которые я еще не была готова ответить.

Я сделала еще один большой глоток, затем наклонилась вперед и стукнула бутылкой по слегка согнутым пальцам Эллы. Она взяла у меня бутылку, приоткрыла глаза и мечтательно улыбнулась.

— Ты уже наклюкалась? — подразнила я, когда она сделала глоток и капнула себе на подбородок.

Она поднесла каплю к губам большим пальцем, делая движение более чувственным, чем это было необходимо, поддерживая зрительный контакт, ее взгляд из ошеломленного превратился в злой.

Коннер уловил обмен репликами и прекратил массаж. Она протестующе застонала и повела плечами.

— Не дразни свою соседку, Элла, это нехорошо, — он отругал ее, но в его словах едва слышался смех.

Она повернулась и отодвинулась от него, небрежно помахивая бутылкой, держа ее подальше от него.

— Что ты сказал? Ты сегодня больше не пьешь?

Он потянулся за бутылкой, но она отдернула ее еще дальше.

— Ладно, — сказал он. — Дразни свою соседку по комнате… мне все равно, что ты делаешь! — бросив на меня извиняющийся взгляд, он принял протянутую ему бутылку.

— Слабак! — сказала я.

— Ты уже большая девочка. Защищайся сама! — он усмехнулся в ответ. Сделав большой, небрежный глоток из бутылки, он передал ее Марайе.

Она хихикнула.

— Сегодня никаких драк. Если мы разбудим соседей, они всех нас побьют, а командиры заставят заниматься своими делами, — ее встретили одобрительным ропотом.

— За то, чтобы не торчать по соседству с Марайей! — воскликнула я, подняв одну руку в воздух.

— И никаких завтрашних тренировок! — добавил Люк, поднимая руку.

Элла засмеялась и, повторяя наши движения, воскликнула.

— Вот, вот! — мальчики подхватили, и Марайя закатила глаза, хотя и не смогла скрыть улыбки.

Завтра был единственный день недели, когда нам было запрещено практиковаться. Якобы для того, чтобы каждый мог пройти в алтарную комнату, где служили нашим отдельным богам. Вид наемников, собравшихся в этой комнате, чтобы воздать почести, был знаком. В Нофгрине религиозные службы тоже проводились еженедельно. Это было время радоваться солнечным благословениям Отца Очага и петь хвалу. В эти дни я почти не пела. Я не знала, что сказать моим богам.

Молитва была не единственной причиной для дня отдыха. Каждую неделю наугад отбирали нескольких наемников, чтобы они ухаживали за полем и его оборудованием. Кроме того, помимо обычной горстки людей, отобранных для приготовления пищи, еще один набор делал генеральную уборку кухни.

Последние несколько недель каждый из нас по очереди выполнял работу по дому и был рад, что у него нет никаких обязанностей. Если бы я не оставила большую часть своих инструментов в Нофгрине, то, возможно, провела бы день с этим. Однако в спешке я схватила не ту сумку и оставила большую часть инструментов. Я смирилась. Мои хорошие инструменты были слишком дороги, чтобы я могла их заменить, а плохой набор не стоил того, чтобы тратить на него деньги.

Все это означало, что, поскольку никто из нас не мог завтра заняться чем-то лучшим, мы могли бы хорошо и по-настоящему напиться сегодня вечером… до тех пор, пока никто из нас не получит никакого наказания.