Макс Мах - Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба [сборник litres]

– Вот, мой господин, здесь триста гранов. Это, конечно, несколько больше, чем…

– Не утруждайте себя, мастер, – остановил его Карл. – Я знаю, что такое гран. Сколько я вам должен?

– Ничего! – испуганно возразил аптекарь. – Помилуйте, добрый господин, разве я могу взять с вас деньги?

– Но ведь масло чего-то стоит? – Карл был в полном недоумении, хотя привычно сохранял спокойствие. Держал лицо.

– Вы пришли, – почти шепотом произнес аптекарь. – Вы пришли! Я не могу принять от вас деньги. Вы должны меня понять, мой добрый господин.

– Ладно, – согласился Карл, видя, что уговоры бесполезны. – Пусть будет по-вашему. Но у меня есть к вам еще одно дело.

– Все что угодно! – сразу же откликнулся старик и моментально смутился, осознав, с какой поспешностью он ответил. – Все, что в моих силах, – добавил он уже спокойнее.

– Мне нужен нотариус или судья – в общем, человек, сведущий в вопросах местного права.

– Нет ничего проще, – буквально просиял старый аптекарь. – Мой родной брат – судья корпорации корабельных мастеров.

Где-то далеко («На Дозорном мысу», – сказал прохожий) ударил колокол. Ему ответило вразнобой с дюжину малых и больших колоколов в разных частях города, и, наконец, тяжело басовито пробил с ратушной башни Набольший – старший из городских колоколов. Полдень.

Полуденный бой застал Карла у княжеского подворья. Уже примерно с час, как на всех городских улицах наметилось сначала едва заметное, а затем уже вполне очевидное движение в сторону Пятой Сестры, к ратуше и Гончему полю. Горожане, одетые в свои лучшие наряды, шли, кто поодиночке, кто парами или даже целыми семьями, неспешно переговариваясь, степенно раскланиваясь со знакомыми и родичами. Редкие чужестранцы – участники Фестиваля – выделялись среди горожан не столько своей одеждой или внешностью, сколько абсолютной отчужденностью, одиночеством в толпе. И сам Карл безошибочно угадывал незримые границы, отсекавшие его от всех прочих на оживленной улице, полной идущих в одном и том же направлении людей.

Удивительно, подумал он. Толпа как будто выдавливает нас.

Странно было и другое. Бродя по городу с раннего утра, Карл ничего подобного не замечал. Напротив, в отличие от многих других мест, где ему привелось бывать, в Семи Островах чужеземец не был ни невидалью, ни досадной помехой привычному образу жизни. Торговый город не мог не привыкнуть к тому, что его посещают люди из самых разных мест обитаемого мира. Горожане были в меру любезны и обходительны, и это скорее он сам выделял себя из их среды, чем наоборот. Но потом все изменилось. Чем выше поднималось солнце, тем очевиднее становилось, что есть город и его обитатели, и есть он – один, но не один из них, а один среди них. Ощущение одиночества нарастало – медленно, но неуклонно – по мере того, как солнце приближалось к зениту, а он подходил к Гончему полю. По-видимому, сходные чувства испытывали и все остальные чужаки, которых Карл видел тут и там среди идущих на Фестиваль людей. Во всяком случае, выражение их лиц было одинаково растерянным, и в глазах – пару раз ему удалось в них заглянуть – плескался страх, если не ужас перед фатальностью своего собственного выбора. Цена за право попытать счастья была велика. Зато и куш был немал. Победитель получает все, но горе побежденным. Однако если выбор сделан, отступить было уже невозможно. Не идти туда, куда властно звала их судьба, они просто не могли. Карл попробовал раз-другой свернуть с пути, выйти из набирающей силу людской реки, несущей его к Гончему полю, и понял, что это совсем непросто. Лично он выйти из потока мог – смог бы, если бы имел такое желание, – но не был уверен, что такое под силу и остальным участникам Фестиваля. Впрочем, он-то как раз участником Фестиваля не был, потому что быть им не желал.

Он миновал просторную, украшенную гранитным обелиском площадь перед княжеским подворьем, прошел по мощенной дубовыми плашками улице, рассекавшей надвое обширный парк, в глубине которого прятались беломраморные статуи, пересек еще одну – Ратушную – площадь и, обогнув высокое темное здание самой ратуши, вышел наконец к Гончему полю.

Гончее поле на поверку оказалось каменным ипподромом, сооружением внушительным и красивым, но, главное, необычным для города, построенного на островах. Вместе со сгустившейся толпой Карл прошел под аркой, украшенной несущейся прямо в небо колесницей, и оказался на самом поле. Оно имело форму вытянутого эллипса, оправленного в кольцо ступенчатых трибун. Сейчас трибуны были уже почти заполнены, а на поросшем зеленой травой поле служители в красных куртках заканчивали приготовления к Фестивалю. Они натягивали на вбитых в землю кольях канаты, размечая отдельные площадки для испытаний, устанавливали на козлах большие и малые деревянные столы, расставляли трехногие табуреты, стулья с высокими спинками и длинные скамьи.

Карл задержался на минуту, наблюдая за спорой работой служителей, и понял, что три площадки слева предназначались для поединков, а две другие – для испытаний мастеров. На этих последних и устанавливались столы, а на столах слуги из нескольких кланов раскладывали и расставляли какие-то предметы, частью знакомые Карлу – вроде глиняных кувшинов или деревянных ведер, – а частью совершенно непонятные, как, например, сложная конструкция из стекла и бронзы, которую именно сейчас подтаскивали к одному из столов несколько мужчин. Вещь, на которую обратил внимание Карл, была большая и, по всем признакам, тяжелая, но что это такое, он не знал. Более того, у него не возникло на этот счет даже самой жалкой догадки. И это было странно.

«Как видно, – подумал он, посмотрев теперь на дальний край поля, где были установлены в ряд мишени и где сейчас несколько рабочих вбивали в землю мерные колышки, – прав был Николай Линдский. Чем больше мы знаем, тем больше остается непознанным».

Карл постоял еще немного, наблюдая за работой людей на поле, и, повернувшись, пошел было к трибунам, но его туда не пустили. Стражник, прохаживавшийся у подножия лестницы, остановился и вежливо, но твердо указал Карлу на ряд скамей, установленных справа, прямо на краю поля, на его зеленой траве.

– Вам туда, господин, – сказал стражник, глядя на чужеземца равнодушными голубыми глазами.

Карл не стал спорить, он уже понял, что начало Фестиваля означает, кроме всего прочего, ясное и недвусмысленное отделение участников от зрителей. Он был участником по положению, нравилось ему это или нет. Город определил ему роль, и никакие возражения к рассмотрению не принимались. Во всяком случае, пока. Карл кивнул стражнику и пошел в указанном направлении.

Он неторопливо подошел к скамьям и сел на свободное место во втором ряду. Первый ряд был уже заполнен. Дебора тоже находилась там, среди самых нетерпеливых участников Фестиваля, пришедших первыми. Она сидела, выпрямив спину и устремив невидящий взгляд вперед. Но и на трех задних скамьях народу оказалось тоже немало. Их вообще собралось здесь на удивление много, этих смелых или безрассудных людей, решивших сыграть в кости с Судьбой. Были ли они безумцами? Наверняка таковые среди них присутствовали, но все-таки приходилось признать, что остальные – четыре дюжины молодых мужчин и несколько женщин – просто-напросто страстно желали преуспеть в жизни и верили, что у них достанет на это сил и дерзости. Дерзости им было не занимать, а вот есть ли у них потребные для возвышения силы, обладают ли они Даром, покажет время. А приз… Что ж, возможности Сдома были велики. Тот, кто так же, как Карл, имел возможность прогуляться по его улицам, мог сказать, что теперь знает, как выглядят настоящие богатство и власть. Семь Островов держали в своих руках всю морскую торговлю Севера и имели значительную долю в торговле на континенте, и это были не пустые слова.