Сергей Карпушенко - Колдовские чары [= Дорога чести]

— Ах, помню, помню!

Екатерина Медичи вскочила на ноги. Кажется, она и к старости не растеряла своей итальянской горячности.

— Пусть немедленно войдет.

Через несколько мгновений в комнате стоял Костя, одетый по последней французской моде, но без особого щегольства. Ясновидцу оно оказалось бы не к лицу. Короткие панталоны без ватных вздутий, камзол без «гусиного брюха», отложной кружевной воротничок, небольшой бархатный плащ, накинутый на плечи и стянутый на груди плетеным шнуром. В руке — шляпа с серебряной пряжкой и с высокой тульей. Поля — небольшие…

Костя низко поклонился, а королева-мать протянула ему свою руку для поцелуя, что было модно и во Франции.

— Садитесь сюда и дайте мне вначале вас хорошенько рассмотреть, господин Росин. Я сразу вам скажу, что не верю в ваши способности. Или почти не верю… Кто после великого Нострадамуса способен заменить его?! К тому же, он отличался и отличными манерами, и обаянием. Но вы, признаться, тоже хороши собой. Откуда вы родом?

— Я из России…

— Признаться, я мало знаю об этой стране. Только то, что там больше тридцати лет правил Иоанн, кровопийца. Наверное, страна вздохнула спокойно, когда он умер, не так ли?

— Вздохнула, но, полагаю, ненадолго, — отвечал Костя. — Каким бы кровожадным ни был Иоанн Четвертый, но он держал народ в крепкой узде или, как говорят у нас, в ежовых рукавицах. Некоторые считают, что русский народ — раб по натуре.

— Да, я слышала это, — кивнула Медичи. — Но вы так не считаете?

— Это — величайшее заблуждение. Быть рабом в силу обстоятельств или по характеру своему — вещи противоположные. Вспомните Эзопа. Он тоже был рабом, но в душе это был свободнейший человек, смеявшийся в своих баснях над всеми и над всем. А тот, кто смеется, всегда предпочитает свободу. Когда обстоятельства несвободы падут, а это случится через десять лет, русские люди проявят такую анархию, такую смуту, которой удивятся сами. И сами примутся искать властелина, перед которым преклонили бы колена. Право, ваше величество, это очень странный по характеру народ.

— Ну, довольно о русских. Король Филипп отзывался о вас в самых восторженных выражениях, говоря, что вы и впрямь склонны к пророчествам и даже делаете попытки каким-то образом предотвратить то, что должно непременно случиться, полагая, что это в силах человека. Я правильно выражаюсь?

— Да, это совершенная правда, ваше величество. Я стараюсь, а иногда мне это удается, хотя для истории такое событие якобы остается неизменным.

— Туманно… Как же так? Поясните.

— Ну, к примеру, пророчество говорит, что какой-то человек будет убит. В истории потом так и будет значиться — убит. А на самом деле он и не убит вовсе, а жив, но для истории умер. Разве нет разницы?

— В практическом смысле, конечно, есть. Если бы мой муж, Генрих Второй, не погиб на турнире, а только прошел бы слух об этом, закрепившийся в народной памяти, а на самом деле он отдавал бы приказы, повсюду разъезжал инкогнито и, простите, спал бы со мной, и я бы от него рожала детей, то это выглядело бы совсем иначе. Но он-то лежит в гробнице в усыпальнице королей. Однако, чтобы попытаться изменить пророчество и сделать не то, что предписывает Бог, нужно вначале хорошо знать, что же Всевышний хочет сказать нам через пророка.

— Вот именно за этим я и оказался у вас.

— Очень хорошо! Вас, видно, сам Господь ко мне и послал, потому что я нахожусь в большой растерянности по поводу судьбы своего сына-короля, Генриха Третьего. Он не желает слушать мои советы и прислушивается лишь к подсказкам своего ума, в силе которого я сильно сомневаюсь. Но давайте начнем с пророчеств Нострадамуса. Вот, кстати, перед вами изобретенная им машина. Он подарил ее мне. Глядя в зеркало и крутя ручку, я начинаю вращать диск. В зеркале я должна увидеть лицо, а количество оборотов машины может подсказать мне, как много лет процарствует мой сын. Представьте, я начинаю крутить машину, смотрю в зеркало — и вижу всех, кого угодно. Я имею в виду своих сыновей и родственников, но не вижу Генриха, и это меня страшно огорчает. А он сейчас в ссоре со всеми — с Лигой, с гугенотами, с Генрихом Наваррским, с парламентом… Короче, со всеми, с кем только может поссориться французский король. Давайте еще раз покрутим машину — может быть, сейчас удастся увидеть в зеркале его лицо.

Екатерина Медичи стала крутить ручку, но Костя, не видя в зеркале ничего, кроме отражения лица самой королевы-матери, отлично слышал, что она говорила: снова мой муж, опять этот Наваррский Бурбон, вновь бедняжка Франциск… А этого как не было, как и нет! Ну что ты будешь делать!..

«Мать Франции» бросила крутить машину, взяла в руки книгу и сказала:

— Это — катрены Нострадамуса! Как много правильного он предсказал, хоть и выражался таким мудреным языком! Скажите, что означает это пророчество? «Когда Францией будет править одноглазый король, двор постигнет великое несчастье. Великий человек из Блуа убьет своего друга. Королевство будет повергнуто в затруднения и тяжкие сомнения». Ну, скажите вы мне, кто этот одноглазый король? Не мой же муж? Да и как он может править? А великий человек из Блуа… Какого друга он убьет?

— Я охотно растолкую вам этот катрен, ваше величество. Великий человек из Блуа — это ваш сын, нынешний король Генрих Третий. В Блуа он убьет герцога Гиза…

— Да что вы, Боже упаси!

— Ну да, ведь Гиз — его соперник. «Королевство будет повергнуто в затруднения». А это означает, что католический союз будет расколот и начнется третья война между гугенотами, католиками-роялистами и Католической лигой.

— Боже сохрани! — воскликнула старая итальянка. — Франции не нужна эта война! Вы смогли бы удержать руку моего сына от убийства Гиза?

— За этим я и здесь, ваше величество. Но, вот что опасно: если ваш сын и сохранит жизнь Гизу, то война все равно случится. Ведь причины ее куда более сложны, чем отношения вашего сына и Гиза. Правда, ожесточенность этого конфликта группировок может быть ослаблена.

— Пусть хотя бы так! Молю вас, не дайте Генриху совершить убийство.

— Не дам.

— Прошу вас, истолкуйте еще один катрен великого Нострадамуса. Он ни за что не хотел передать мне его точный смысл. «То, что не удалось сделать огнем и мечом, удастся совершить на совете, сладкоречивым языком. Король будет вынужден размышлять о том, что он увидел во сне. Он увидит врага не на войне и не в кровопролитии». Что это значит? Я бьюсь над разгадкой этого катрена десять лет, великие мужи тоже не смогли подсказать мне ничего толкового.

Константин помолчал. В катрене как раз рассказывалось о том, как будет убит Генрих Третий, и он, щадя чувства старухи, размышлял, стоит ли давать ей прямой ответ? Умная и чувствительная Екатерина Медичи угадала причину молчания собеседника: