Андрей Лукин - Две половинки демона

Гоблины с драконом укрылись за небольшим, поросшим кустами демоники взгорком, как раз там, где дорога, огибая его, уходила в сторону. Смакла нет-нет да и выглядывал из-за кустов, проверял, не объявились ли ещё обещанные вампиры. А когда они объявились, даже сам Степан не сразу их заметил. Слишком глубоко погрузился в свои переживания. Потом поднял глаза — вон они родные, век бы их не видеть! Уже подъезжают почти.

Всадники неспешно пылили по дороге, приближаясь к Степану. Один, два, три… шесть, семь. Многовато на одного демона. Почему-то думалось, что их будет меньше. Почему-то сразу вспомнился старый чёрно-белый японский фильм, который он смотрел с папой. Только там семь самураев защищали деревню от банды разбойников, а здесь один демон собирается уберечь беззащитное село от вражеской семёрки. Так и просится на язык звучное название: «Семь вампирских самураев»… Ой, порубят они меня на «доширак», ой, порубят!

Строй вампиры не держали, ехали каждый сам по себе, кто-то разговаривал, кто-то вообще голову повесил так, словно спит на ходу. Кони переступали неторопливо, всадники покачивались в такт, лиц под капюшонами было не разобрать. Ишь какие беззаботные, словно по своей родной Вампирии едут, обозлился вдруг Стёпка. Подвоха не ждут, засады не боятся, да и правильно, откуда здесь, в мирной тайге засада, кто осмелится им перечить, разве что безумец какой… на меня похожий. Что я творю, что творю? Проклятые сны! Летел бы сейчас спокойно в замок, а теперь сиди тут, трясись…

Он сделал пару глубоких вдохов, затолкал в глубину поднимающийся из живота страх, сжал покрепче рукоять ножа, но выдвигать эклитану не торопился. Спрыгнул с камня, вышел на дорогу и встал по центру так, чтобы сразу было видно — он преграждает и не пущает. Ещё и руки в бока упёр и подбородок задрал презрительно. Разворачивай оглобли называется, дальше дороги нету. Кончилась ваша путя.

Его заметили тотчас, но останавливаться не спешили. Приближались всё тем же неторопливым ходом, надвигались неотвратимо, и понятно было, что останавливаться не собираются, а отрок, ежели на обочину вовремя не отпрыгнет, то пусть тогда на себя и пеняет. А ещё лучше и на обочину его не пускать, прихватить с ходу — и зубки в нежную шейку, и первый глоток, что самый сладкий, и кровь горячая и полная жизненной силы… И уже отчётливо видны ему сделались оценивающие взгляды, от которых в груди захолодело, и шею неприятно свело, словно уже укушенную сразу в нескольких местах.

Не надо было дракона прятать, запоздало сообразил Стёпка. Пацанов пожалел, решил, что с Дрэгой им спокойнее будет, а самому теперь как?.. Не остановятся ведь вампиры. Ну что для них мелкий отрок — не угощение даже, а так, лёгкий перекус. Сомнут и высосут между делом. Тоже мне — стратег великий, опыта же никакого, придумал про засаду, показалось, что идея хорошая, а на самом деле — просто сглупил. Ну что ж, теперь уже поздно переигрывать. Авось, как-нибудь обойдётся. Не кричать же сейчас Смакле, вылезайте, мол, я передумал и испугался. Вот уж глупо будет выглядеть.

Солнце не спряталось в дымке, не подул вдруг холодный ветер, вообще ничего не изменилось в окружающем мире, но тем не менее ощутил Стёпка наползающее на него словно бы невидимое удушающее облако, как будто катился перед вампирами клубящийся, вязкий ужас, от которого тускнело всё вокруг и даже дышать стало труднее. Тут уж точно не ошибёшься — враги рода человеческого подъезжают, и как их только хозяева рядом с собой таких терпят?

Опять захотелось развернуться и убежать, и бежать быстро-быстро, долго-долго, далеко-далеко… А ещё лучше лететь, на драконе, так высоко, чтобы ни один вампир даже и не разглядел… И тогда Стёпка, назло своему нехотению, шагнул вперёд на предательски ослабших ногах и поднял заметно потяжелевшую руку в требовательном жесте: стоять!

Первые всадники придержали своих вороных метрах в пяти. Остановились и уставились сверху вниз на глупого отрока, не знающего, кому он попался на пустынной дороге и что с ним сейчас быстренько сделают. Из-под накинутых капюшонов на него смотрели неестественно белые лица, и на всех было одинаковое выражение, словно они Стёпку на вкус мысленно пробовали. Тотчас припомнился Оглок, которого он в замке до того испугался, что бросился убегать, причём не зная ещё, что перед ним вампир. А теперь таких Оглоков сразу вон сколько! Семь бледных морд, одна другой жутче. И клыки у них не сахарной белизной взгляд привлекают, а словно кровью запёкшейся измазаны. Стёпку всего передёрнуло, и он покрепче сжал рукоять ножа.

— Тебе чего, малец? — простуженным голосом спросил один из вампиров, глядя почему-то не на безрассудного отрока, а по сторонам. Впрочем, понятно почему. Опасался засады, прикидывал, не сидят ли в кустах и за камнями притаившиеся враги. Рука уже на мече, ко всему готов, такого врасплох не застанешь.

— Разво… рачивайте коней, — сказал Стёпка, едва не пустив петуха. Еле сдержался, чудом не опозорился. — Здесь вы не проедете.

— Вот как? — вампир поднял белесые брови, отчего лицо его сделалось ещё более страховидным. — Отчего же?

— Я — вас — не — пущу, — пояснил Стёпка, старательно выделяя каждое слово. В животе настойчиво пытался распутаться тошнотный клубок страха, но гузгай уже обозначил своё присутствие, растопырился всеми конечностями, и у страха не было никаких шансов на победу. Как и у вампиров. Только они этого ещё не знали. Приятное тепло наполнило Степкину грудь, и он невольно выпрямился. Я не один, нас много, и мой гузгай со мной!

Вампиры заулыбались. И выглядело это довольно неприятно. Их мучнистые лица были изначально не приспособлены для веселья и поэтому улыбки на них казались не противоестественными даже, а попросту жуткими. Как будто кто-то рот у резиновой маски растянул пальцами, а про глаза и всё остальное лицо забыл. Такие улыбки в фильмах ужасов показывать надо. Оскар за спецэффекты обеспечен.

— А ты боялса, Згук, что будэт скучно, — с заметным акцентом сказал один из вампиров, отличающийся от прочих совершенно лысой, не прикрытой капюшоном головой. — Мне уже вэсело, да.

— Ты нас не пустишь, — повторил тот, кого называли Згук, он, видимо, был в этой банде главным. В его устах весская речь звучала так, словно он сам был родом из Кряжгорода. — Значит, мы можем разворачиваться и возвращаться в свиту герцога, да?.. А командиру своему мы скажем, что не выполнили приказ, потому, что нам помешал некий безродный малец. Встал посреди дороги, так что ни объехать его, ни обойти — и не пропустил нас далее. Заворачивайте, говорит, не пущу, говорит, и голос у него такой грозный, да и сам весь из себя жуткий и непобедимый! Эреми сгволта игай!