Андрей Лукин - Две половинки демона

— Куда беги? Как беги?

— А вот так вот прямо через лес и беги.

— А ты?

— А я их задержу.

— Ты что?! — возмутился Ванька. — Я тебя не брошу! Я не трус!

— Беги, тебе говорят! Беги, пока не поздно! Нужно, чтобы хоть один из нас до князя добрался. Ты же сам знаешь, почему. Найдёшь Могуту и всё ему расскажешь про… про Форт-Нокс. Понял?

Ванька, наставив на оркимага склодомас, набычился:

— Я не уйду. Беги лучше ты. А я их задержу.

— Я задержу. А если они меня схватят… Ну не убьют же. Скажешь Серафиану или отцу-заклинателю. Пусть выручают. Беги давай!

Голоса звучали всё ближе, оркимажик довольно щурился: сейчас ответите и за малявку и за оркимаму…

— Да почему я? — Ванька рвался в бой, не желая прослыть трусом и предателем. — Почему не ты?

— Потому что у тебя жезл, вот почему! Нельзя, чтобы он им в руки попал. Беги, дурак, пока не поздно!

— Сам дурак! — вскипел Ванька. — Герой, блин, героический… Не могу я, понял! Не хочу!

— Ванес, не тупи, они уже близко. Пожалеем ведь потом. Беги, спасай жезл!

Ванька скрипнул зубами.

— Ладно, уговорил, — сдался он. — И ты это… держись тут, Стёпыч. Я быстро. Я найду тебя!

Оркимажик дёрнулся было преградить дорогу убегающему демону, но Стёпка шагнул в ту же сторону, и юному следопыту пришлось смириться с уменьшением демонского поголовья. Проводив ловко вскарабкавшегося на скалу Ваньку злым взглядом, он вновь уставился на Степана, выставив перед собой меч и всем своим видом показывая, что уж второму-то демону он сбежать не позволит. Впрочем, нападать он тоже не торопился. Своих поджидал. А те уже и в самом деле были близко. Уже обошли скалу и поднимались по тропе — вот-вот покажутся.

— Ну что, малявка, съел? — спросил Стёпка, глядя мальчишке прямо в глаза. — Хочешь сразиться?

— Тарви их ге-ест, — невнятно буркнул оркимажик. От тоже в свою очередь не отводил взгляда от Стёпкиного лица. — Ооста цай-то.

— Оста-оста, — передразнил его Стёпка. — Язык учить надо было, чучело. А то припёрся тут в чужую страну… гостем незваным. Сразиться, говорю, не желаешь?

И шагнул вперёд с занесённой для удара эклитаной.

Мальчишка отпрыгнул, словно его невидимое поле оттолкнуло. И не сумел скрыть испуганную гримасу.

Да он боится меня, догадался Стёпка. Ну точно, боится. И понятно, почему. Видел, наверное, мой поединок с вампиром. А если не видел, то слышал. Не мог не слышать. Вот и прыгает теперь, опасается, что я его на бутерброды нашинкую.

Стёпка, желая убедиться в правильности своей догадки, резко качнулся вперёд, сделав вид, что бросается в атаку.

И вновь оркимажик отпрянул, споткнувшись о выступающий корень. Стёпка ехидно улыбнулся, заставив противника сердито прищуриться и закусить губу. Так-то, парень, будешь знать, на кого рыпаться. А то размахался тут своим мечом… Но я дурак, какой же я дурак! Вот зачем, скажите на милость, я Ваньку одного отправил? Вполне могли бы и вдвоём дёрнуть. Дали бы этому юному кренделю по его пустой оркимажьей башке и чесанули бы на пару вдоль берега. И фиг бы его взрослые дружки нас догнали. А тут и бежать-то всего ничего. До Предмостья дотянуть, а там эти гады уже поостерегутся в открытую на демонов нападать. Потому что там тролли с вурдалаками таким вот наглым да ухоженным и по рогам настучать могут… Чёрт! Почему хорошие мысли всё время приходят так поздно? Само же ведь как-то выкрикнулось, что, мол, беги, Ванька, я задержу. В кино так обычно главные герои поступают, а я-то не герой и подвиги совершать вовсе не рвусь. Что мне эти подвиги, за них медали не дают, да и медали мне тоже ни к чему. Нам не награды нужны, нам дело сделать надо, а не крутость свою показывать. Э-э-х! На автомате сглупил, крутым демоном себя решил показать, заигрался, дурак, наваляют мне сейчас, ох, наваляют. Голоса всё ближе, сколько их там, на слух так целая толпа.

Всё, поздняк метаться. Гузгай, к бою! Будем как-то исправлять собственные ошибки…

Прислушался Стёпка — и никто не отозвался, совсем никто. В захолодевшей груди стучало только сердце, испуганно и одиноко. Непривычно тяжёлая эклитана тянула руку к земле. Витой эфес неприятно давил на запястье. Шершавая рукоять так и норовила выскользнуть из разом вспотевшей ладони.

— «Гузгай, ты где?»

Нет ответа.

— «Гузга-ай?..»

Конечно, если рассуждать спокойно и обстоятельно, ничего нового не произошло. Случалось уже, что своенравный гузгай отзывался не сразу, капризничал или просто играл на хозяйских нервах из какой-то своей непонятной вредности. Да только вот какая беда — рассуждать спокойно сейчас у Степана не получалось. И обстановка была не та, и компания подобралась не совсем подходящая. Ну — и ко всему прочему — до тошноты отчётливо ощущалось, что гузгай исчез. Верный и привычный спаситель и хранитель не отзывался, как говорится, от слова совсем. И не ощущался никак абсолютно. Хоть в голос кричи, хоть в грудь стучи. Словно его там внутри никогда и не было. «Гузга-ай, ты где?» И ничего. Ни малейшего отклика. Как будто вдруг ослеп или оглох. Или, что точнее, внезапно обессилел. Естественно, Стёпка запаниковал. Естественно, о самом плохом подумал. Потому что сразу вспомнил слова гадского Ниглока. «Нет у вас ни суперсилы, ни могущества, всё это вы себе придумали.» Не начало ли уже сбываться мрачное пророчество?

А юный оркимаг Стёпкино смятение угадал. То ли по глазам, то ли по выражению лица, то ли с помощью своей оркимагии. Истинную причину смятения демонской души он понять не мог, но растерянность и неуверенность уловил чётко и, кажется, решил для себя, что демон его просто напросто испугался. Потому что оркимагов боятся вообще все. Довольно улыбнувшись, он попрочнее утвердился на тропе, встал, расставив ноги, и меч теперь держал двумя руками прямо перед собой. И даже свой страх, кажется, сумел одолеть. Бледное лицо без малейшего следа загара так и сочилось радостью. Попался демон. Никуда теперь не денется.

Тем временем подоспели и прочие нежелательные для Степана личности, те самые, с которыми оркимажик так радостно перекликался. Они поднимались по тропе, со стороны реки. И оказалось их не так уж и много — не десяток, к счастью, а всего четыре человека. Впрочем, человек среди них был всего один, поскольку остальных трёх называть человеками совершенно не хотелось.

Впереди, настороженно поглядывая по сторонам, шустро косолапили два приземистых кривоногих орфинга, удивительно гармонично вписывающихся в окружающий пейзаж. Особенно тем, что похожи они были на этаких киношных индейцев: сплошь кожаной одеждой, кожаной же мокасиноподобной обувью и выбритыми почти наголо татуированными головами. Лишь сзади у обоих болтались жиденькие косички с ремешками и бусинами. Морды у них были, конечно, совсем не индейские. Страшноватые, что и говорить, морды. Угрюмые, злобные, с низкими лбами, крутыми надбровными дугами и внушительными выступающими челюстями. Когда один из них оскалился, увидев демона, Стёпка невольно содрогнулся. Зубки у орфинга были пострашнее акульих. Так и представлялось, как они с хрустом дробят кости попавшего в плен врага. Стёпкину руку такие зубы перекусили бы шутя. А то и ногу. Сразу захотелось бежать без оглядки вслед за Ванькой. «Мама дорогая! Вот так я сглупил, ничему меня все мои геройские приключения не научили. Как был дураком, так и остался.»