Сергей Барк - Дракон. Тихий Омут [СИ]

В этом я был абсолютно уверен, отработав в должности учителя истории почти две декады. Сразу после выпуска из академии, меня пригласили официальным письмом к директору — так я впервые встретился с Нортоном. Я мало что помнил из той беседы. Фрустрация из-за скорого ухода отца и невозможности сбежать из опостылевшего места глушила мир вокруг. Единственное, что все же отпечаталось в моей памяти, это предложение директора временно поработать на благо городка.

Сидеть дома не было никакого желания, и я согласился, при условии, что мое заявление об уходе подпишут по первому требованию.

Так я обзавелся первым рабочим местом, стареньким автомобилем и сводящей с ума рутиной. И, поскольку спешить мне было абсолютно некуда, необходимость применения сложных энергоемких заклинаний перемещения отпадала сама собой. Вместо этого, я с чистой совестью позволял себе немного покататься, оставляя силы на вечернюю грусть и новый тусклый день.

К тому же, даже те скромные средства, что все же стекались в мой карман, мне почти некуда было тратить.

Ненавистное пристанище под дубом даже не собиралось покоситься, несмотря на общий удручающий вид. Еду мне обеспечивала природа, позволяя охотиться в роще на мелкую дичь и собирать грибы с ягодами. Много одежды мне не требовалось — должность учителя истории позволяла обходиться двумя туниками в пол (у меня их было четыре), — минимальный износ.

Не то что должность учителя по заклятиям — вечно у них что-то взрывалось и горело. Или, к примеру, учитель по самообороне вечно менял костюмы, потому что через месяц от прежнего оставалось свежее предание…

В этот момент раздалось очередное надрывное урчанье, и я свернул к лавке с энергонормами.

Я немного нервничал, ожидая когда класс 3-А соберется в полном составе в тесных стенах кабинета истории. Досадно, что мой предмет сегодня стоял у старшеклассников последним занятием, позволив мне вдоволь попереживать о новом ученике.

Будь моя воля, я бы и вовсе не вспоминал о неприятном недоразумении в виде ящерообразного недоросля. Но, кажется, все группы сегодня только и делали, что обсуждали первый день новенького в школе. А мои чуть удлиненные уши и великолепный слух никак не позволили абстрагироваться от окружающего пространства и сосредоточиться на уроке. Привычка прислушиваться осталась со времен учебы в академии.

Ученики неторопливо рассаживались по местам, обсуждая новости.

За первой партой хихикали близняшки-фавны — подвижные и сообразительные девочки, которых я и в более спокойное время с трудом мог успокоить. За ними жались друг к другу фей и фея — местная парочка. Еще в начале года мы договорились, что они хотя бы не станут прилюдно целоваться. В обмен я позволил им держаться за руки — очень впечатлительное племя. Мой однозначный запрет мог привести их в состояние уныния, позже апатии, после чего их голубоватые тела потемнели бы и усохли — неприятное зрелище. Компромисс представлялся более продуктивной мерой в данном случае.

Справа, у окна, расселась компания дроу, их, к сожалению, в школе было большинство. Увы, директор был не единственным темным эльфом, возомнившим, что я не устою перед его обаянием. Во главе группы темных сидел Кромус — местная звезда, пристально поглядывающая на мой стол в данный момент. За несколько лет я легко научился его не замечать.

Перед ними залегли местные речные русалы — злопамятные и осторожные существа. Слова лишнего не вытянешь. Говорить они умели, вопреки распространенному мнению, вот только совсем к этому не стремились. Однако ответы всегда давали точные, жаль, что скудные и тихие. Наши взаимоотношения носили характер взаимной отстраненности, что, должен отметить, устраивало обе стороны как нельзя лучше. Я не достаю их, они не доводят меня.

В комнату впорхнула Лея — бабочка-крушинница. Изящно застыв на широком подоконнике, она аккуратно сложила зеленовато-белые крылышки с ярко-оранжевой точкой посередине и, бросив загадочный взгляд из-под мохнатых ресничек, шагнула тонкой ножкой на парту. Добры молодцы подобрали массивные локти, дав легкомысленному созданию больше места. Продефилировав на носочках, она ловко спрыгнула на пол и, поздоровавшись со мной, опустилась на место рядом с Кромусом, позволив длинным рожкам-усикам качнуться вниз и осыпаться сладким запахом нектара.

До начала урока оставалась минута, за которую небольшая процессия, состоявшая из одного человека, лешего, кикиморы и вампира, заняла левую сторону класса.

Увидев их впервые, я удивился, а после отругал себя за несообразительность.

Шею человека по традиции украшал легкий шарф. Он неизменно менялся с сезоном, уступая более подходящему погоде собрату, но никогда не исчезал. За человеком скользила мрачная бледная тень, не оставлявшая своего донора ни на секунду. Впрочем, глядя на томные взгляды, которыми обменивалась пара, смею предположить, что их отношения были несколько глубже… Я подавил неуместный смешок. Лучше сказать, более полные и естественные для любвеобильного юношества. Хотя мне ли судить юность? По меркам эльфов я со скрипом дотягивал до зрелого представителя своего народа.

Лесные обитатели, следовавшие за вампиром по пятам, неспешно волочили хрупкие корешки и отростки. Они отличались спокойным нравом и некоторой заторможенностью, оттого вся четверка ничем не мешала друг другу, прекрасно уживаясь вместе. Требовательность не была свойственна никому из них, кроме, пожалуй, человека. Однако Гейдону повезло — его человек, Итан, отличался сдержанностью и, возможно, некоторой скрытностью. Но стоило ли винить юношу, учитывая щекотливость отношений, сложившихся у него с представителем Народа ночи.

Урок начался, а «страшный» дракон так и не соблаговолил показать зубастую морду. Тем лучше. Выдохнув спокойней, я приступил к лекции.

Через минуту дверь распахнулась, заставив меня оборвать фразу на середине.

В проходе застыл самый настоящий Дракон, поймав меня тонкими щелками черного зрачка, делившего желтую радужку надвое.

Что ж… слово «недоросль» не совсем подходило тому, кто предстал перед притихшим классом.

Высокий, не ниже любого дроу. Весь в кожаных одеждах: плащ, штаны, жилет, ботинки, пробитые многочисленными заклепками и люверсами. Цвет рубахи был таким же черным, как и все остальное, впрочем, если приглядеться, каждый предмет одежды носил свой оттенок черного. «Пятьдесят оттенков черного», — некстати всплыло в голове на манер популярного среди бестолковых стрекоз романа о том, как коллекционер-дроу ловит в свой сачок бабочку и медленно терзает ее крылья… Глупость несусветная, но, судя по продажам — бестселлер.