Сергей Барк - Серый [СИ]

Я оказался на коленях сверху. Смысла шевелиться не было, и я обмяк, попытавшись пристроиться на альфе с большим удобством на следующие двадцать минут.

— Ты оборзел, — это был не вопрос.

— Это ты меня трахнул на улице.

— Ты был за.

— Не спорю.

Мы замолчали, продолжая ловить кайф до конечной точки. Когда я почувствовал, что могу шевелиться, мы неуклюже поднялись. Поправили одежду. Я почувствовал, как в трусы стекло семя. Нужно было вернуться и сходить в душ.

— Ты куда?

— Надо мину последнюю закопать, — бросил я, отходя от альфы, который, должно быть, тоже подумал о душе.

Хотя бы чтобы согреть жопу, которой он минут двадцать сидел на земле. Зимой. Я бы тоже не отказался, но случившегося оказалось многовато. Мне требовалось некоторое время. Теперь переваривал я.

После течки, после того, как я наконец точно узнал, каково это — быть с альфой, трахаться жесть как хотелось. Но первым я бы не подошёл. Заманить в ловушку — это пожалуйста, а просить или вертеть жалким хвостом не мой метод.

Но было и ещё одно обстоятельство, заставившее меня ретироваться. Я боялся, что Дитер что-нибудь заметит по моей сбитой с толку морде. Поэтому, сочиняя про мину, я даже не повернулся, просто махнув рукой.

Пусть Дитер и оприходовал меня на улице, как любую из своих подстилок, узел он ни с кем не вязал. Ни с одним. Никогда за всё то время, что я наблюдал за ним через камеры. Ни с Уиллом, ни с Эбом.

Дитера я стал видеть чаще. На выходных, в ту же неделю. Трижды на следующей. Когда он стал наведываться почти ежедневно, я перестал считать.

Мы трахались там, где оказывались наедине. Наши столкновения были похожи на внезапные приступы горячки. Каждый раз замечая Дитера поблизости, я заводился от одной мысли о том, что случится дальше. Он подходил, спускал с меня штаны — и понеслась. Мы ни о чём не говорили, ничего не обсуждали. Узел спадал, и мы расходились в стороны, удовлетворённые.

В такие моменты он не был убийственно спокойным Прайдом — главой «Метки», умевшим удержать голову на плечах при любом раскладе. Он был дикарём, не отличавшимся от того альфы, которого я увидел во время собственной течки. Он жадно пыхтел, неосторожно впивался пальцами в мясо, оставляя некрасивые синяки, и ритмично работал бёдрами. Его дыхание билось в моих ушах — я слышал, как ему по кайфу. Всё это мне пиздец как нравилось.

Дитер сосредоточился на мне. Пусть мы только трахались, и только тогда, когда того хотел он, таскать по углам других альфа перестал — я продолжал подглядывать в камеры. Его матрас пустовал последнюю неделю, вызвав новый приступ недовольства среди слабого пола. Правда и меня туда не приглашали — Дитер предпочитал делать это на улице, в подвалах, закутках, да ровно там, где успевал меня зажать.

Сожалел я только о том, что встречи были редкими. Подсел конкретно.

Омеги наконец сообразили в чём дело. Душ помогал, но я не мог стирать зимние вещи. Шухериться бесполезно, да я и не то что бы сильно собирался. Всплывшая правда стала очевидной, когда в то утро в моей тарелке оказалась рыба. Кто-то очень потрудился, чтобы почистить пучеглазую из рук вон плохо. Половина чешуи осталась на месте. Да и запах был такой, будто внутренности находились всё ещё в ней.

Жратва моя была, конечно, и до этого дерьмовой, но рыба стала, пожалуй, кульминацией чьей-то извращённой изобретательности.

Краем вилки я приподнял кусок недожаренного брюха и обнаружил то, что подозревал с самого начала — полусырые кишки. В нос ударил отвратный запах. Меня замутило, желудок сжался. Я резко встал из-за стола, зажал рот и рванул к мусорному ведру в углу комнаты. Меня вывернуло желудочным соком — внутри было пусто, я ничего не успел съесть.

Выпрямился, опёрся рукой о стену и сделал пару глубоких вдохов. Когда обернулся, понял, что из-за стола за мной наблюдают, так же, как и из кухни. Побросав дела, вылезли довольные представлением омеги. Я посмотрел только на Дитера. Потупился. Мазнул тыльной стороной руки по губам, вернулся к стулу, стащил куртку и пошёл на улицу.

Завтрак я стал пропускать, приходя на обед и ужин. Тогда на столе появлялся выбор и жрать из собственной тарелки было не обязательно. Омеги продолжали молча таращиться и потчевать меня горлопятиной; мои манёвры — которые они, конечно, наблюдали, не остудили их пыл. И так продолжалось изо дня в день.

Приблизившись к столу в очередной раз, я сразу оценил помои вместо томатного супа. Поднаторел определять дерьмо на глаз. Альфы как раз обходили стол, собираясь рассаживаться. Я взял свою миску, подошёл к тому месту, где сидел Дитер, поменял на его посудину и вернулся обратно. На альфу глаз не поднял, как и на других. Странное поведение, понятно, сразу заметили.

О том, что не сдержался, я пожалел почти сразу.

— Это что ещё за блевотина? — потребовал Дитер, когда откашлялся, рискнув попробовать содержимое.

Я прижух ещё ниже. Бросил взгляд на альфу, не зная, что ответить. Насупился и снова опустил глаза в тарелку. Другим тоже стало интересно — альфы нюхали и корчились в отвращении.

— Кто это готовил?

Ни одного омеги не было поблизости. В кухне стучали так, будто затеяли генуборку.

— Уилл! — гаркнул Дитер и омега возник в проёме, бледный, как призрак, он явно был напуган.

Альфа кивнул на тарелку.

— Случайно, наверное, что-то не то попало…

— Чтобы больше я такой дряни на столе не видел. Или ты перетрудился и хочешь свалить куда, отдохнуть?

— Больше не повторится, — промямлил тот, не отрывая взгляд от пола, и поспешил раствориться в воздухе.

Тарелку заменили. Дальше обед пошёл как обычно. Я сидел тише воды, ниже травы, пока наконец не пришло время отчаливать.

Я молча отругал себя за то, что на миг уступил собственному настроению. Голова была занята делами, и я попросту не среагировал, когда желание укусить омег переполнило чашу терпения. С Дитером следовало вести себя осторожно — слишком много неопределённости, особенно сейчас. Косячить мне нужно было меньше всего.

Миски были у всех одинаковые, но махнулся я именно с Дитером. Почему — никому не нужно было объяснять: то, что происходило между нами, давно перестало быть тайной. Как стало понятно и то, что омеги достают. И за обедом я вроде как «пожаловался» или «попросил защиты», претендуя на то, что, трахаясь с альфой, мог получить покровительство. Словно намекнул, что у Дитера передо мной обязательства. Это было лишним.

Пусть всё и обошлось. Даже можно сказать, справедливость восторжествовала. Но я от досады был готов рвать на себе волосы. Я не хотел пускать мысли Дитера именно в это русло. Не хотел качать права, особенно понимая, насколько тонок лёд.