Сергей Барк - Перламутровые крылья [СИ]

Щедрая ночь закончилась; стоило Тенери завозиться, я против воли развел руки-клетку. Птенец был бледен и подавлен, попросил позавтракать, и я приготовил немного оставшегося в запасе мяса. Принес немного сладких ягод голубики, росшей неподалеку.

Мы ели в молчании.

— Почему я ничего не помню, Роскарус? — спросил вдруг Авис осипшим от рыданий голосом.

— Я ис-спользовал яд, — поднял я виноватый взгляд. — Родители погибли на твоих глаз-сах, и, видя в каком ты сос-стоянии, я понял, что это убьет тебя… Это почти с-с-свело тебя с ума.

Тенери застыл, уставившись в залитый светом проход.

— Я не мог допус-стить этого и зас-ставил тебя забыть вс-се те ужас-сы, с-с-свидетелем которых ты явилс-ся.

— Я просил тебя об этом? — подавленно задал вопрос Тенери и перевел на меня полный обиды взгляд.

— Нет, — выдержал я его немое обвинение. — К тому времени ты уже не мог с-с-связно раз-сговаривать и не понимал ничего из-с того, что я говорил.

На его глаза снова навернулись слезы.

— Слишком тяжело, — выдохнул Авис, словно грудь его действительно давила невидимая глыба. — Я полечу на восток, посмотрю что там, за кряжем.

С этими словами он поднялся, быстро собрал полетную котомку, положив внутрь немного еды и повязки на случай травм, как я всегда заставлял его делать. Питьевая вода в этих местах была повсюду.

— Вернусь вечером, — бросил он, не оборачиваясь, и шагнул вон.

«Прощай», — не произнес я вслух вырывающего душу слова, продолжая взирать на слепящую кляксу света, в которой ты растворился навсегда.

«Прощай, любимый.»

Свернувшись тугими кольцами, я сложился пополам в самой сердцевине и замер.

Двигаться я не хотел. Не хотел дышать, не хотел продолжать видеть, посему закрыл глаза. Не хотел слышать, но жизнь напоминала о своей бескрайней энергии шумным прибоем и мириадами живых существ, не прекращающих движения ни на секунду.

Но это ничего, пройдет какое-то время и все закончится…

— … Роскарус! Роскарус! — звали меня из прекрасного далека, где я не был тем, кем являлся на самом деле — палачом, смертоносным орудием в чужих руках.

— Роскарус, очнись! — продолжала звучать в ушах самый прекрасный голос на свете.

До хруста костей мне хотелось его увидеть, и я раскрыл глаза.

Минута, и расплывающаяся картина приобрела четкие границы — я видел перед собой обеспокоенное лицо птенчика, он хмурился. Вытянув руку, я коснулся его лба, стараясь стереть волнение.

— Роскарус, с тобой все хорошо?

— Вс-се прекрас-с-сно, — прошипел я наваждению, убирая упавшую на глаза челку.

— Я звал тебя, но ты не приходил в себя. Я подумал, что случилось что-нибудь плохое. Мне не следовало уходить надолго, не предупредив тебя, — щебетала сладкоголосая птичка, растерявшая где-то все свое спокойствие. — Просто мне было тяжело и я решил, что поблуждаю еще денек в окрестностях.

— Ты вернулся? — все еще находясь в полусне оцепенения, спросил я, не будучи уверен, что сон откликнется на мои слова.

— Конечно, — растерянно ответил Тенери. — Конечно, вернулся. Ты… ты думал, я улетел от тебя навсегда?

Слова не были нужны, ответ он прочел на моем лице.

— Я… — он задохнулся. — Я никогда бы так не сделал. Я верю тому, что ты рассказал. Если ты говоришь, что выхода не было, значит, так оно и было. Ничто на свете не вернет мне семью, но потерять еще и тебя, я… — венки вздулись на влажных висках и тонкой шее. — Без тебя я не выживу.

Неужели у меня в запасе есть еще немного времени? Жизнь невыразимо щедра к крошечному муравью, поправшему ее дары не единожды, отнимая дыхание других существ.

Я приподнялся. Тенери сидел на сгибе моего хвоста, перетекавшего в живот.

— Я с-с-счастлив, что ты решил поз-сволить мне помочь, — сухим от прерванной спячки голосом прошипел я.

— Помочь?

— Помочь выжить здесь и отыскать других.

— Нет, Роскарус, — сердясь, ответил Тенери. — Я не выживу без тебя не потому, что не сумею отыскать еду, воду или укрытие. Я не сумею сделать это, потому что ты мне нужен. Нужен, понимаешь? — хрупкие пальчики впивались в мои плечи. — Не для того чтобы развести костер и согреть ночью. Понимаешь?

Я слышал его, но…

— Помнишь, тогда, в Летный день, ты спас меня?

Я завороженно кивнул, считая, что могу продлить чудесный сон заблуждений еще ненадолго.

— С того для я постоянно думаю о тебе. Сначала я просто восхищался твоей красотой, — говоря это, Тенери робко огладил щетинки у шеи.

Нет, не робко — благоговейно, вдруг осенило меня.

— Потом я стал следить за твоей жизнью, собирая любые упоминания, будь то разговоры взрослых или упоминание в новостях. Ты был таким сильным, уверенным… немного пугающим. Я завидовал тебе и думал, что хочу стать таким же, потому и думаю о тебе постоянно. Но пожив рядом с тобой, я понял, что не хочу быть на тебя похожим, я хочу… хочу… чтобы ты был со мной. Был моим, — краснея спелой ягодой, оборвал пламенную речь Тенери и опустил глаза. — Моим, понимаешь?.. Это ведь ты мне снишься все время.

Ты однажды спросил, не нахожу ли я странным то, что мы делали это вместе. Ну то, что мы оба мужчины… и очень разные. Нахожу. Поверь, я понимаю, о чем ты говорил. Но… но мне все равно не удается избавиться от мыслей о тебе. Как бы я не старался. А потом я понял, что просто не хочу забывать о тебе…

Угловатые плечи судорожно вздымались, губы волнительно приоткрылись. Я смотрел на него сверху вниз. Как он ломает пальцы, как трепещут от дрожи его прозрачные перышки.

— … Мне показалось, что и я для тебя привлекателен, ну хотя бы немножко. Иногда мне казалось, что ты на меня очень долго смотришь и… и я видел, что когда я не смотрел в твою сторону, ты наблюдал за мной. Поэтому я предложил быть ближе. Но ты меня оттолкнул, — легкая обида скользнула в тихом голосе. — Я думал, ты отвергаешь близость со мной, потому что я тебе неприятен. Ведь я Авис, и мальчик… Это правда, что ты сказал мне тогда? — вдруг потребовал он ответа. — Правда, что ты меня любишь?

В его серых, пьяных от откровенности глазах штормил океан надежды.

— Правда.

Тенери выдохнул и уткнулся лбом в мою грудь.

— Когда ты сказал, что не можешь ко мне притронуться, потому что скрываешь какую-то тайну, я заподозрил самое страшное. Я давно подозревал что-то неприятное, ведь ты не хотел мне рассказывать, как мы здесь оказались и что стало с… моей семьей, — его голос дрогнул, произнося сокровенное слово. — Но я тебе верил, слышишь? Чувствовал, что ты бы никогда не причинил мне зла. Роскарус, я… я не желаю знать обо всем, что произошло, потому что люблю тебя и верю тебе.

Теплые капли упали на чешую.

— Я люблю своих родных и буду вечно молиться о них Небесным птицам. Но ты нужен мне, чтобы продолжать парить высоко в небесах. Если ты меня примешь таким никчемным и жалким, я попытаюсь сделать тебя счастливым, как ты делаешь меня, всегда скользя рядом, ожидая меня под вечер, разговаривая со мной и давая себя коснуться.