Сергей Барк - Гладиатор [СИ]

— Сейчас позовем доктора. Сул…

— Тихо! — взмолился он. — Доктор что… смотрел?

— Он был в коридоре, на случай, если ты себя плохо почувствуешь, — Далат пощадил чувства парня, лицо которого пошло пятнами. — Тебе нечего смущаться, солнце. Ты был восхитителен, — и Далат поймал губы парня в свои, сломив несмелое сопротивление, ворвался внутрь, агрессивно лаская стеснительный язычок, что творил возмутительно-интимные ласки еще раньше, чем отведал альфу…

От этих мыслей и без того возбужденный член генерала напрягся сильнее. Далат продолжал иметь рот омеги, который неумело, но со всем пылом откликался на прикосновения, жгущие огнем. Альфа стиснул объятия, и мальчик взвыл.

— Прости. Ты в порядке?

Милое личико кивнуло, заглядывая Далату в глаза. О черт, если он продолжит, омега не будет сопротивляться, но доктор запретил его трогать …

И, похоже, этому старому пройдохе стоит верить. Офиару с ним, и почти в порядке… нужно потерпеть совсем немного…

Далат протяжно выдохнул.

— Тебе нужно отдохнуть. А я пока разберусь с Примом.

— Далат, — омега засмущался, — можно я буду звать тебя по имени?

Генерал довольно кивнул, впрочем, не показывая явного удовольствия от собственного имени в устах пары.

— Я… я, как твоя пара, могу попросить? — осторожно начал парень, словно ожидая, что сейчас Далат рассмеется и скажет, что только такой дурак, как он, мог купиться на глупый розыгрыш.

— Я слушаю.

— Можно мне… рабов.

Далат удивился неожиданной просьбе. Парень и сам еще числился таковым, но это ему явно не мешало. Похоже, из него выйдет достойный супруг.

— Скольких?

— Двоих.

— Хочешь сходить на невольничий рынок?

— Нет. Я уже выбрал, — уставившись в пол, тихо закончил Офиару.

Как же он мил, отметил про себя Далат, тая от этого мелкого, и взгляд его помимо воли переместился на кровать… а может ну его, этот запрет…

— Можно мне Суллу и Прима?

Генерал молчал какое-то время, задумавшись. Выбор был довольно интересным.

— Хорошо. Как только Прим будет наказан.

— Нет! Пожалуйста! — и тут он неожиданно припал к губам альфы, впиваясь отчаянным поцелуем и дурманя уже родным запахом, без которого Далат не мыслил собственное существование.

Парень явно был опасен, но альфе не хотелось сопротивляться, и он поддался начинающему искусителю, льнувшему своим складным телом к жесткому рельефу мышц. Далат поднимал руку всё выше по бедру парня, пока не оказался под юбкой его рубахи. Он жестче чем следовало, впился пальцами в сочную ягодицу, которая практически помещалась в руке, и стал собственнически мять податливое тело, оставляя розовые пятна.

Далату так и не удалось насладиться сладостью парня после того первого и единственного раза. Мальчишке стало хуже, и он лежал с жаром последние два дня, только этим утром ему полегчало. Курций заверил, что омега должен быстро восстановиться после тяжелой течки, но трогать его пару недель строго настрого запретил.

Далат с трудом оторвался от карамельных губ.

— Что ты готов предложить взамен прощения Прима?

Офиару тяжело дышал и не сразу понял вопрос альфы, что буквально пожирал его глазами.

— А что ты хочешь? — соблазнительно задыхаясь, спросил Офиару.

— Пока доктор не разрешает тебя трогать, но это не значит, что нам нельзя заниматься другими приятными вещами.

Офиару смотрел на питона, который вот-вот должен был его заглотить.

— Чем, например?

— Я бы простил Прима и отдал бы тебе этого гаденыша, если бы ты порадовал меня сегодня вечером вот этим сладким ротиком… пониже, — и с этими словами Далат положил крупный указательный палец на нижнюю, пухлую от поцелуев губу, приоткрывая.

Офиару на глазах залился румянцем, а по коже его пробежали взволнованные мурашки. Он не помнил о своем первом разе абсолютно ничего. Значит, все их первые разы еще впереди, решил Далат, едва сдерживая точившее предвкушение.

Офиару смотрел в лицо альфы и видел тот ураган сжигающей похоти, что волнами исходил от Далата.

— Хорошо, — мягко согласился он, сглотнув.

— Умница, — Далат притянул его ближе и чмокнул в лоб, будто дитя.

— Я взрослый, — тут же насупился Офиару и стер поцелуй тыльной стороной ладони.

— Вот и докажешь мне вечером, — Далат подмигнул, сбив вызывающим жестом всю браваду омежки, заставив снова смущаться и сводить коленки.

— Так, всё, а то я не уйду, — силой сдернул он себя с кровати. — Отдыхай, дальше внутреннего дворика ни шагу пока не поправишься. Ясно?

Офиару гордо кивнул, но забота альфы обволакивала и накрывала с головой и это… было чудесно. Он не мог не поверить его словам о паре, то, что разливалось в его груди было ярче всяких слов… и прекрасно ставило всё на свои места.

Далат не выпускал его из своих комнат, заботился, вызвав лучшего врача, отыскал после побега и не наказал. Пообещал двоих рабов и сам признал, что они пара. Если бы это было не так, зачем ему врать? Для генерала он обычный раб без роду, без племени, он и так мог сделать с ним всё что угодно без ненужных сказок и обещаний…

Но самое главное, было то, что душа Офиару безоговорочно отозвалась на нежный взгляд, будоражащий голос, жар чужого тела. Такого Офиару никогда не испытывал. Наверное, это и был тот волшебный зов сердца, о котором рассказывал когда-то папа. Он говорил, что Офиару сам всё поймет, когда встретит того единственного, кто сумеет заставить его дышать в унисон, задыхаясь от страсти… Папа был прав, так оно и было. Это чувство шумело в голове, светилось в глазах, громыхало в груди… И то же самое он чувствовал от того единственного, что стоял сейчас напротив. Был только один маленький вопрос, на который он не находил ответа.

— А зачем ты заставил меня надеть такую короткую тунику на пир? — немного растерянно спросил омега. — Ведь все увидели мой некрасивый шрам.

— И это замечательно. Чем меньше они на тебя смотрят, плевать по какой причине, тем лучше.

Далат отвернулся. А Офиару не мог оторвать по-детски восторженных глаз от своего альфы. Его еще никогда не ревновали.

— А ты скоро вернешься? — окликнул омежка Далата, когда тот уже почти ретировался из непривычной осады чувств, покидая комнату.

— Очень, — довольный вопросом, обернулся хозяин дома. — Только набью одному придурку наглую рожу…

Испепеляющее солнце растеряло свою силу за день и медленно клонилось к западу, когда Император ступил на песок тренировочной арены, где они условились о поединке с Далатом.

— А я уж думал снова испугаешься, — ехидно начал Торциус, намекая на то, что Далат не явился на следующий день после ночных посиделок.

— Я был занят.

— И чем же? Неужто наш несгибаемый генерал наконец отдал свое сердце?