Сергей Барк - Гладиатор [СИ]

Далат никак не мог выделить ускользающий аромат и оттого начинал злиться… ведь до этого у него ни разу не возникало подобных проблем! Он отлично знал, что его нюх не идет ни в какое сравнение с возможностями простых смертных, так почему же он оказался не в состоянии разобрать какого-то жалкого крысеныша?! Может виной тому была болезнь, или омежка был дефективным и просто слабо ощущался… и какое ему вообще дело?!

В этот момент светлые ресницы затрепетали и распахнулись, являя серые, как пасмурное небо, затуманенные глаза, что непонимающе уставились перед собой. Как только до парня дошло, что именно он перед собой видит, он задохнулся и, отпрянув, вжался в мягкое одеяло подстилки, стараясь отодвинуться дальше от сурового лица, нависшего сверху.

Парень дернулся, пытаясь ускользнуть, но Далат намертво прижал его телом.

— Спокойно, раб, — тихо прошептал он в лицо омежке.

— Я не раб! — ответил тот, как только смысл слов добрался до очнувшегося сознания.

— Раб. Мой раб. И теперь ты будешь меня слушаться.

Омежка снова дернулся. Щеки его покраснели от злости, а глаза налились отчаянной яростью.

— Я не раб! И никого не намерен слушать! Я сам себе хозяин! — сквозь зубы процедил он.

— Ошибаешься, раб. С этого дня ты моя собственность и будешь делать то, что я захочу. Скажу прыгнуть — и ты подпрыгнешь, скажу петь — и ты зальёшься соловьем, скажу сдохнуть — и ты вскроешь себе вены… понятно?

Мальчишка зашипел от злости и гнева, раздирающих его беспомощное тело. В этот момент паланкин закачало сильнее, и Далат понял, что они прибыли домой.

— Хозяин! — раздалось уже где-то в помещении, куда их внесли. Рабы опустили носилки и стали убирать занавески.

— Хозяин, мы не ожидали вас так скоро! — тараторил высокий тонкий голосок. — Я велю поварам поторопиться, и насчет ванны я уже отдал распоряжение, а… — изящный субтильный омежка споткнулся на полуслове, когда слои материи были наконец убраны, и его взору открылась прелюбопытнейшая картина — его хозяин прижимает к себе брыкающегося изо всех сил омегу.

— Ничего, Прим, я подожду, — ответил Далат, выбираясь наружу.

— У нас гости?

— Пополнение. Но думаю, для начала парня нужно научить манерам. Принеси кандалы.

— Он опасен? — манерно прикрыв ручкой рот, в ужасе скривил лицо Прим.

— Скорее слишком шустрый, не хочу, чтобы вы ловили его по улицам Рима остаток праздника. Бегом, Прим.

Прим, словно опомнившись, кинулся вон.

Во время этого короткого диалога омега успел оглядеться. Они находились в гигантском, просторном атриуме, зале в богатом римском особняке, об этом можно было судить не только по количеству колонн, уходивших высоко вверх, поддерживая крышу, но и по белому мрамору облицовки, изысканным вазам, изображавшим военные мотивы и знаменитые легенды, по живописным полотнам лютых сражений на стенах, по резным каменным скамьям, подпирающим стены с каждой стороны. Не считая украшений, в середине атриума находился небольшой бассейн-имплювий, куда стекала дождевая вода.

Омега больше не вырывался, решив, что это не имеет смысла. Железные тиски, сжимающие плечи, причиняли боль, но он мужественно молчал и просто решил дождаться удобного случая для побега. Тем временем вернулся Прим в сопровождении крепкого беты, который нес небольшой сундук.

Опустив его перед хозяином, бета поспешил вынуть массивные кольца — два побольше и два поменьше. Не мешкая, Далат сам вытянул руки строптивого мальчишки и подержал, пока бета застегнет браслеты, затем еще пара колец защелкнулись на тонких лодыжках и, наконец, две пары наручников соединили длинной цепочкой.

— Прекрасно, — отозвался Далат. — Прим, накорми его и вымой, определи ему место, и подбери работу в доме, но ничего тяжелого — он ранен. Доктор зайдет через два дня и если все будет в порядке, сможешь сам решать, что с ним делать. Как закончишь, доложи.

— Хозяин, а как его зовут? — спросил длинноволосый омега, хлопая пушистыми ресничками.

Далат снова взглянул на хмурого мальчишку и встретил убийственный взгляд.

— Крысеныш, — бросил он и пошел в личные покои.

Тяжелые уверенные шаги альфы отдавались эхом средь мраморных стен — «Раз, два, — считал Далат, — три…»

— Офиару! Меня зовут Офиару! — разгневанно раздалось за его спиной.

Генерал хмыкнул.

— Оказывается с тобой можно найти общий язык… Офиару, — тихо пробубнил себе под нос Далат, не соизволив обернуться.

— Значит, Офиару, — сузил ещё недавно невинные глаза Прим, откинув струящиеся водопадом, черные, как смоль, волосы. — И откуда ты такой? — омега окинул его брезгливым взглядом светло-карих глаз с головы до ног.

— Не твоё дело, — не менее приветливо отшил его Офиару.

Прим хищно растянул губы в улыбке и вздернул выщипанные брови.

— Значит, строптивый. Ладно, Крысеныш, посмотрим, насколько тебя хватит.

Офиару молчал, сверля нахала взглядом.

— Идем, — и, не дожидаясь реакции, Прим зашагал прочь, не оставляя Офиару другого выбора, как плестись следом, звеня цепью так, что, кажется, его было слышно во всех уголках дома.

Они пересекли широкую площадку атриума и вынырнули через небольшой проход на улицу. К стене массивного двухэтажного дома примыкала низкая вытянутая постройка. Прим нырнул в последний проем, и уже через несколько секунд, как только Офиару протащил тяжелые кандалы, царапавшие лодыжки, до нужного места, он оказался в банном помещении.

Стены были облицованы мелкой серой плиткой. Посередине находилась широкая, продолговатая ступенька, на которой было принято сидеть. По обеим сторонам уступа располагались краны.

— Мыло на нижней полке, — бросил Прим, указывая в сторону, где тянулось несколько рядов подставок. Некоторые были уставлены всевозможными флакончиками и пузырьками из зеленого и синего стекла, завалены мешочками и палочками, назначение которых оставалось неясным. Остальные выглядели проще: на них лежало несколько кусков мыла и стояли высокие бутылочки. И только на самой нижней полке лежал сухой обмылок темно-серого цвета.

Поймав взгляд Офиару, Прим соблаговолил пояснить.

— Это общее мыло. Остальные полки принадлежат другим членам прислуги — у каждого своя. Тебе не положено, — и подумав, он добавил, — неизвестно, как надолго ты здесь задержишься. Снимай свои лохмотья, я принесу тебе тунику, — и он юркнул вон.

Офиару, ещё немного огляделся. Баня поддерживалась в чистоте, ни следов плесени, ни противных, склизких поверхностей не наблюдалось. Здесь даже было просторно. Не считая возвышения и кранов, у левой стены, примыкавшей к бане, находились небольшие ниши с мелкой утварью: тазы, ковши, щетки, точно такие же, хотя наверное все же похуже, были свалены в углу у полок.