Arno - Тяжёлая вода [СИ]

Где-то в Море Цепей.

Выйдя в море, можно месяцами плыть, так и не встретив ни одного паруса, думал Джаг. А можно наткнуться на нежданную встречу спустя пару дней с выхода из порта.

Каково это — после долгих недель путешествия по опасным волнам, увидеть на горизонте судно?

Это страшно. Джаг знал это не понаслышке.

Что таит в себе белый парус на горизонте? Что за люди идут под ним? Добры ли их намерения? К чему следует готовиться? Чего ждать от встречи? Встретятся ли им на чужом корабле друзья, которые поприветствуют их миром и пожелают доброго пути? Или же, при сближении, судно откроет орудийные порты и поприветствует огнем и кровью, а на борту его затаились вооруженные до зубов, жестокие головорезы-разбойники?

В море никогда не знаешь, чего ждать от встречного судна. И потому, каждая встреча сродни игре в монету: выпадет король — повстречаешь друга. Выпадет лев — и на борт взойдет старуха с косой.

Джагу в игре в монету никогда не везло. Как и в других азартных играх. Словно он чисто физиологически не способен был выиграть. И ведь не бывало такого, что не шла карта или какие-то другие условия заранее давали ему понять, что одержать победу не удастся. Но в решающий момент никогда не было козыря под рукой и доброй масти на отбитие! Монета, бросаемая честно, падала всегда невпопад, а кости то и дело давали змеиные глаза, гораздо чаще, чем в руке любого обычного мужика. И Джаг был бы рад на змеиные глаза ставить! Но когда ставил на них, они никогда не выпадали. Госпожа Удача была ему злой сукой, в азартном деле всегда стояла к нему спиной и не давала выиграть в игре ни единой гнутой монеты.

Однако, в других делах такого не наблюдалось. Во всем, что кроме игры, Джаг не испытывал с удачей проблем больших, чем любой другой человек. А если задуматься, размышлял он, то по жизни везло мне куда чаще, чем любому другому! Разве найдется в Море Цепей такой человек, который дважды вылез из петли? Может и найдется, да только таких очень и очень немного. Обычным людям хватает и одной веревки, чтобы станцевать в воздухе свой последний танец да отправиться в землю.

А меня вот, думал он, уж второй раз бог миловал. Хотя и последнее — явно не за богом дело. Я ж сам в петлю полез, а самоубийство — страшный грех, за который господь осудит. Но такие разговоры перед делом — без надобности.

Что чувствуют люди на этой трехмачтовой клеббе, когда видят наш парус так же, как мы видим их? Что они думают о предстоящей встрече? Что говорят им их сердца и их умы?

Все это станет не важно совсем скоро. Все, что они думают, моментально устареет, когда мы покажем им, кто мы такие.

И мы покажем им это прямо сейчас.

— Марсовые! — заорал Джаг. — Спустить авантийскую тряпку! ПОДНЯТЬ НАШ ФЛАГ!

Команда взревела оголтелым радостным ревом, приветствуя эти слова.

И когда люди на марсе сняли с мачты красный с синим авантийский флаг, заменяя его черным, с изображением белого козлиного черепа с перекрещенными мечами, довольный рев на палубе сменился на пол тона, обогащаясь зловещими нотками.

Джаг смотрел на свое черное знамя, не скрывая в лице удовлетворения: флаг получился как раз таким, каким он и хотел — большим, черным, страшным и хорошо узнаваемым. Последнее значило в Море Цепей больше всего остального. Слава — главная пиратская характеристика. А определяют пиратов по их кораблям и флагам.

Что люди на этом клеббе думают теперь, когда увидели черное знамя? Что сейчас шепчут им их сердца?

Это тоже не важно, понял Джаг.

Их смерть прибыла.

— Поднять все паруса! Полный ход!

До того Козёл шел с двумя третями парусов, и не прибавлял их, когда завидел судно на горизонте, и не спускал авантийский флаг, чтобы не раскрыть себя раньше времени. Но теперь, когда добыча стала так близка, всего в каких-то двух километрах впереди, Джаг не мог отказать себе в удовольствии.

— Тихо! — рявкнул он на всю палубу. — Заткнитесь нахрен! Заткнитесь!

Команда утихла, ожидая, чего скажет Джаг. Но тот молчал. Только лишь поднес ладонь к уху, словно хотел лучше слышать наступившее молчание.

Но не его он на самом деле слушал. С такого расстояния, на море, ровном, как стол, без холмов и низин, без лесов и домов, ровном и гладком, звук распространялся гораздо дальше, чем на неровной земле, полной для него всяческих препятствий, в которых он тухнет и ослабевает. Джаг слушал то, что доносилось с корабля впереди по курсу. И услышанное его радовало.

— Слышите?! — воскликнул он. — Вы слышите это, ребяты? Слышите, как заскулили эти крысы, когда увидели наш флаг с козлом?

— Да! — заорали в толпе. — Они нас боятся!

— Нет, — возразил Джаг. — Они не боятся. Они просто воют от страха! У них у всех потроха трясутся!

— ДА-А! — взревела довольная и разгоряченная команда. — Им конец, капитан! Им не жить! Мы их всех перебьем!

— Да! — заорал Джаг. — Так и будет! А теперь, обезьяны, все живо к орудиям! Мубаса!

— Я тут, капитан!

— Приготовься дать хороший залп как подойдем на дальность выстрела!

— Есть, капитан!

— Гаскар! Готовь своих мушкетеров! Им останется то, что пропустит Мубаса!

Гаскар Монтильё кивнул, тронув двумя пальцами непокрытую голову, давая понять, что готов выполнить приказ, и тут же стал собирать свою стрелковую бригаду.

— Атаульф! Борво! Кужип! Сурбалла!

Названные люди ступили шаг вперед из толпы моряков.

— А вам достанутся все, кто уцелеет, — сказал Джаг со зловещей ухмылкой.

Атаульф и Борво с готовностью осклабились, Кужип довольно склонил голову на плечо, а Сурбалла Бесстыжая лишь коротко кивнула Джагу.

Учитывая специфику команды судна, и то, что в нее вступали целыми бандами, Джаг решил, что будет разумно на первый раз назначить у абордажников нескольких старшин. Все же, банды Атаульфа и Кужипа были хорошо сработаны и до службы на Козле, привыкли уважать своих главарей и действовать так, как они скажут, что крайне полезно в бою, а люди Борво явно были пусть и не смиренными, но все же ревностными эйясианами, и власти над собой безбожных варваров не потерпели бы. Но после того, как Дужо решил свалить с борта Козла, должность старшины абордажных у негров оставалась свободной. На нее хорошо подходил Кужип, по роже — отъявленный бандит и хороший боец. Однако, после некоторых размышлений, Джаг понял, что не может не дать шанса Сурбалле, одной из самых верных его негритянок и при этом подающей надежды. Если хорошо покажет себя в должности старшины абордажных у негров, буду двигать ее в офицеры, решил Джаг.

Замысел разбоя был прост и безыскусен, но потому и действенен. Клебба — не самое быстрое судно. Уж точно не быстрее хоть и бывшего, но все же военного фрейга, который, к тому же, был добротно отремонтирован: ходовые качества Козла заметно улучшились после того, как с его дна на сухом берегу счистили гигантские наросты морских ракушек, что копились там годами. К тому же, клебба заметно уступала фрейгу в артиллерии. Если на ней было лишь две орудийные палубы с общим числом орудий в три десятка, по пять на верхней и по десять на внутренней с каждого борта, то Козёл нес их аж пятьдесят семь: по двадцать шесть с каждого борта, два погонных спереди, на юте, и три на баке. Пушками Джаг разжился на прошлом деле, когда приказал вытащить все орудия, а заодно и ядра к ним, с захваченной антелузской глеевисы. Проблема была в том, что теперь на судне присутствовало два разных типа орудий: авантийские полупудовки, мощные, но не слишком дальнобойные, и искусные антелузские кулеврины, которым нужны были шестикилограммовые ядра. Джаг предвидел проблему несовместимости калибров: кулевринам полупудовые авантийские ядра были велики и совсем не подходили. Это была малая часть беды. Большая заключалась в том, что шестикилограммовое ядро в полупудовку забить было можно, но такой выстрел гарантировал серьезные проблемы для самих стреляющих: самое малое, выстрел получится неудачным, а пушка испортится. Но обычно случалось так, что не подходящее калибром ядро при выстреле шаталось в стволе как член в дыре у старой шлюхи, что приводило к самым неприятным последствиям. Если пушка не взрывалась от такого выстрела, то точно приходила в негодность: шатающееся ядро деформировало канал ствола, после чего стрелять даже подходящими ядрами становилось крайне опасно.