Майлз Кэмерон - Разящий клинок

Поэтому он понятия не имел, что сказать.

Положившись на благородное звучание архаики, Деркенсан заявил:

– Мне нужно видеть дворцового управляющего. Если не его, то вашего офицера.

Двое мужчин пришли в замешательство. Подобно большинству отпрысков аристократов, возможно, они никогда прежде не дежурили у ворот. Он наклонился и тихо произнес:

– Христос Пантократор.

Тот, что пониже, сердито взглянул на него.

– Чего?

– Сегодняшний пароль, – пояснил Деркенсан, едва сдержавшись, чтобы не закатить глаза или не сказать пару ласковых.

Двое переглянулись.

– Вы же должны знать пароли. – Гвардеец спешился, поменяв положение топора таким образом, что головка оказалась под правой рукой, а в левой – окованное железом топорище.

– Не подходи, – приказал тот, что пониже.

– Если вы сейчас же не назовете мне отзыв, я убью вас обоих, – посулил Деркенсан. Он никак не мог понять, они глупцы или заговорщики.

– Караул! – крикнул коротышка, а потом севшим голосом добавил: – Помогите!

Тот, что повыше, не отступил и выставил перед собой короткое тяжелое копье. Он был более сообразительным. Красиво одетый в превосходный восточный кафтан и высокие кожаные сапоги выше колена с золотыми кисточками. Даже для придворного выглядел он просто великолепно.

– Черт подери, – выругался стражник. – Пароль на сегодня, гвардеец. Нас только что отправили дежурить, проклятье. Пароль: Цезарь – что-то там. Цезарь – император.

Он замолчал.

Деркенсан чуть расслабился.

– Верно.

Тот, что повыше, опустил копье.

– У меня сегодня свадьба, – пояснил он. – А нас полчаса назад вызвали во дворец.

Его напарник наконец перевел дух.

– Клянусь Христом Спасителем, теперь я никогда не буду пропускать мимо ушей пароли. – Он оглянулся. – Где этот чертов внутренний караул?

Деркенсан шагнул вперед.

– У меня нет времени. Даю слово, это дело безотлагательной важности.

Двое мужчин снова переглянулись, и жених кивнул.

– Он знает пароль, – сказал он и с поклоном обратился к Харальду: – Я проведу тебя, гвардеец.

Харальд не стал терять время на споры. Почти бегом он миновал ворота и просторный внутренний двор, вымощенный каменной плиткой и с длинными колоннадами по периметру. Императорский двор был буквально утыкан статуями людей, отдавших жизни во имя империи. Деркенсан представил среди них сэра Рауля – высеченная из мрамора жесткая складка у губ, а над ней опухший нос пьяницы.

Хорошая смерть. Если не сказать, великолепная.

Они пробежали по северной колоннаде и попали во дворец через служебные ворота, использовавшиеся крайне редко. Они были закрыты, но не заперты, и охраны возле них не наблюдалось.

Жених покачал головой.

– Мы здесь поставили стражника, когда камергер позвал нас, – заметил он.

Из ворот они попали в помещения над главной конюшней, в обход переднего двора, где заключалось большинство сделок, обеспечивавших жизнедеятельность дворца, – на поставки продовольствия, предметов обихода и так далее. Нордиканец мог пройти здесь даже вслепую. В буквальном смысле этого слова. Обязательная часть подготовки гвардейцев императора состояла в умении перемещаться по дворцу с завязанными глазами.

Пересекая огромную кладовую, занимавшую весь верхний этаж конюшни и заставленную сотнями мешков с зерном, луком, чесноком, пряностями, а также бочками с оливковым маслом, Деркенсан пытался понять, куда идти. Рабочий кабинет управляющего располагался в другом здании. Люди в шутку называли управляющего Лордом Переднего Двора, однако он не всегда был другом гвардейцев.

Гигант вздохнул и свернул на лестницу, ведущую вниз.

– Я порчу свою одежду, – посетовал жених.

– Ты мне не нужен.

– Всегда пожалуйста, уверен, ты и сам справишься, – пропыхтел молодой человек.

Харальд перепрыгнул последние четыре ступеньки и приземлился на гладкие плиты пола конюшни, повернул направо и пробежал мимо шестнадцати стойл, занавешенных багряной тканью, – в них содержались личные лошади императора, среди которых было два лучших в мире боевых скакуна. Снова направо, на этот раз мимо Буцефала, любимца императора. Старый конь вскинул голову, когда Деркенсан пронесся мимо и выскочил на улицу. Дверь в кабинет управляющего стояла нараспашку, в передней никого, хотя там должны были работать вечно занятые три писаря.

Благодаря легкому ветерку, постоянно разгуливавшему по дворцу, нордиканец издалека смог безошибочно распознать шум сражения.

Взгляды Деркенсана и схолария встретились, и гвардеец вскользь подумал, а не зарубить ли ему кавалериста. Просто чтобы не рисковать. Он даже не сомневался в том, что сумеет справиться с ним.

Но жених не отвел глаз – в них читались решительность и искренность.

– Мне ничего не известно, – сказал он. – Но я за императора и понимаю: что-то здесь не так. Что бы ты ни задумал, я тебя прикрою. – Он расправил плечи. – Конечно, если ты не мятежник. Если да, то давай покончим с этим.

Нордиканец ухмыльнулся.

– За мной, – скомандовал он.

Через две минуты, длившихся целую вечность, они отыскали место сражения.

Но к тому времени почти все были мертвы.

Багрянородная [11] Багрянородный(-ая) или Порфирородный(-ая), Порфирогенет(-генита) – эпитет, употреблявшийся в отношении детей византийского императора обоего пола, рожденных во время его правления (в отличие от родившихся до вступления отца на престол) и обладавших правом на престол даже вопреки первородству. Ирина скорчилась в углу комнаты, ее длинные одеяния пропитались кровью. В какой-то момент ее ранили, и две женщины из ее приближенных стояли над ней с острыми ножницами в руках, закрывая своими телами от дюжины убийц.

Управляющий погиб. Камергер тоже. И внутренний караул схолариев.

Последние защитники принцессы, помимо двух женщин, являли собой весьма странную пару – монах и епископ. Оба вооружены посохами: один – простым, а второй – епископским. Харальд сразу же оценил их, как и нападавших, которые походили на обычных дворцовых слуг с оружием.

Только вот шрамов у них было намного больше, чем у настоящей прислуги, при отборе которой не последнюю роль играла приятная наружность.

– За императора! – взревел он на архаике и принялся убивать.

Размахнувшись топором, он зарубил опешившего убийцу, отделив примерно треть его головы, и, бережно сохраняя силы, повернул лезвие прямо в воздухе, чтобы с разворота пробить плечо второму противнику. Тот заорал, а его правая рука полетела на пол.

Морейский епископ направил верхушку посоха на одного из нападавших и прокричал:

– Во имя Бога-Отца!

Из навершия вырвалась белая молния. Монах обрушил свой посох на вытянутые руки человека с мечом, разом переломав их.