Майлз Кэмерон - Разящий клинок

Откровенная капитуляция капталя не столько нарушила, сколько всколыхнула тишину.

– Сьер де Рохан отлучен от двора на период Рождества, – продолжил король. – Как и леди Мэри.

Резкий вдох королевы прозвучал внятно, как щелчок сорвавшейся арбалетной стрелы.

Часом позже она набросилась на мужа:

– Милорд, два моих рыцаря мертвы, а вы изгоняете со двора моего лучшего друга? Да еще в Рождество?

Король сидел спокойно, сложив на коленях руки.

– Прости, любимая. Иногда дипломатия важнее правды – такова королевская участь. Галлейцы должны увидеть, что я беспристрастен…

– Так-то уж и должны? – вспылила она. – Почему бы не удалить их со двора, обнять Тоубрея, а капталя отправить домой – пусть плывет и больше нам не докучает?

Король медленно кивнул.

– Любимая, сказать тебе жестокую истину? – спросил он. – В весеннюю кампанию мы выстояли только благодаря рыцарям капталя. Дело решили триста закованных в сталь копейщиков. Без них я бы, наверное, погиб у Лиссен Карак, а это королевство раскололось бы надвое, а то и хуже. Я боюсь отправлять его домой. А он говорит, что послан Богом…

Она встала.

– Он бредит… все это ему нашептывает какой-то лживый демон. Он замечательный рыцарь, но ходит другими, не нашими, путями, а его люди – особенно новые – только и знают, что травят меня ядовитыми речами. Муж мой, у меня никогда не было любовника – только ты. Знай это. Знай, что они клевещут на меня денно и нощно.

Она тяжело дышала. Ей никогда не было так одиноко, и ее подмывало сыграть на своей беременности, но она помнила слова Диоты о том, что большинство выкидышей случается в первые три месяца. Она хотела предъявить королю округлившееся чрево – факт, а не предположение и катастрофу. Однако слухи о ее неверности были подобны яду, который отравляет дитя.

Он отвернулся.

– Он быстро согнул Тоубрея.

Королева склонилась к нему.

– А кончит тем, что согнет тебя и объявит себя королем, – сказала она.

Он помотал головой:

– Моя власть прочна. Сейчас мне нельзя выказывать слабость.

Дезидерата умолкла. Она была сама не своя от злости, и с губ чуть не сорвалось: «Если ты не можешь выказать слабость, значит, ты слаб».

Через час, еще пылая от ярости, она шагала под старым залом по длинному коридору в обществе Бекки Альмспенд. Леди Мэри находилась у отца и была недоступна.

– Ваше величество, вы уверены, что это разумно? – спросила Альмспенд.

– С меня довольно разума, – ответила королева.

Они миновали Зеленого человека на стене и камень, посвященный леди Тар. Затем дошли по коридору до места, где камни были холодны, и на этот раз задержалась Бекка. Она погладила почти стертую резьбу, потом – еще один камень с едва видимым начертанием.

– Здесь зарождается стужа, – сказала Альмспенд.

Королева скрестила руки на груди.

– Давай поспешим.

– Секунду, ваше величество. После прошлого посещения я призадумалась. – Альмспенд опустилась на колени и вынула из пояса серебряный карандаш. – Вам никогда не приходило в голову, что эти древние богослужения на что-то опирались? Должно быть, действовала природная магия.

– По-моему, милая, ты рискуешь впасть в ересь. Что ты делаешь? – спросила королева. – Мне здесь не нравится.

– Проверяю небольшое подозрение, моя королева. – Альмспенд, нахмурившись, написала короткое заклинание. Она воспользовалась буквами огня, но они сразу побледнели и погасли, и она с трудом выговорила слова.

Камень вспыхнул, и на короткий миг слова, вырезанные две тысячи лет тому назад, стали видны даже там, где их уничтожило зубило.

– Это не в почитание Зеленого человека, – проговорила Альмспенд вдруг севшим голосом. – Это во имя сущности куда более темной.

Женщины прочли имя, и королева поднесла руку к горлу – затем воздела ее и излила на камень незамутненный солнечный свет. Камень, казалось, почернел. Королева сделалась выше ростом, кожа приобрела замечательный бронзовый оттенок, а волосы внезапно стали будто из чистого металла.

Бекка Альмспенд попятилась.

– Дезидерата! Остановись!

Королева доросла почти до потолка. Камень был черен, как ночь, земля дрожала.

Камень щелкнул, как раскаленная печь.

А королева приняла обычный вид.

– Что это было? – спросила Ребекка.

– То, что давным-давно следовало увидеть архиепископу. Туннель, который необходимо закрыть. – Королева взялась за голову. – Я проявила беспечность.

Ее трясло, и Альмспенд подставила ей плечо.

– Идемте, в кладовой есть скамья.

Королева тронулась с места, но покачала головой.

– Я больше не хочу ничего знать. По-моему, мне известен ответ, и я не выдержу… если окажусь права.

– Что было, то прошло, – возразила Альмспенд, для которой история имела силу закона. – Что бы ни делал король, это происходило до вашего знакомства.

Королева кивнула. Она осталась при своем мнении, но опустилась на скамью, когда Альмспенд сняла свои герметические запоры и распахнула огромную, обитую железом дверь.

Альмспенд зажгла магический светильник, затем второй. В первый приход они только наскоро составили список бумаг. Библиотекарь в Ребекке Альмспенд принудил ее привести в порядок все стопки и прошерстить их, сортируя бумажные и пергаментные свитки по датам и авторам: Гармодий, Гармодий, Планжере – перебирали ее пальцы. Лицо королевы порозовело, голова вскинулась.

– О! Я же нашла бумаги Планжере за шестьдесят четвертый и сорок второй, – улыбнулась Альмспенд. – Это оказалось несложно, по-моему, он был аккуратнее, чем старый Гармодий.

– Я и не подозревала, как остро буду тосковать по Гармодию, – сказала королева. – Мне его не хватает. – Она встала. – Бекка, я была неосторожна и почти обессилела. Пойдем наверх, к свету, пока не явилось какое-нибудь зло.

– Дикие? – встрепенулась Альмспенд.

– Старше и гораздо злее. – Королева воздела свои амулеты. – Идем!

Альмспенд смела все частные заметки Планжере за год в древнюю плетеную корзину и сказала:

– После вас, миледи.

В коридоре лежали густые тени. Слишком густые. Казалось, что сам свет отхлынул от краев туннеля, несмотря на факелы, которые обе зажгли на ходу.

– Здесь что-то гнусное, – сказала королева. – Пресвятая Мария, не оставь меня.

Она подняла руку, и та снова окуталась мягким золотистым сиянием. Тени отступили.

– Что происходит? – спросила Альмспенд.

– Понятия не имею, – сказала королева, и они быстро пошли по коридору, гонимые страхом.

Но что-то шептало в темноте, а факелы позади гасли сами собой. Темнота за спиной стала кромешной и начала смыкаться.

Королева развернулась и взяла себя в руки.

– Fiat lux! – воззвала она по-латыни. – Да будет свет!

Свет, призванный ею, разжегся вокруг нее, как сплоченное войско.