Майлз Кэмерон - Разящий клинок

Деркенсан с легкой улыбкой на широком лице наблюдал за наипрекраснейшей гетерой.

– Ты закончила? – осведомился он. – Ненавижу перебивать.

Широко размахнувшись, она изо всех сил влепила ему пощечину. В тот миг ее рука напоминала рычаг катапульты. Шлепок звонко отозвался эхом, а девушка прижала к себе руку, словно гигант ударил ее, хотя все, что он делал, – это стоял неподвижно с едва заметной ухмылкой на лице. Очень медленно здоровяк наклонился вперед, обхватил девушку руками и поцеловал.

– Я все равно тебя люблю, – неторопливо проговорил он.

– Я больше сюда никогда не приду!

Нордиканец разразился громким хохотом.

– Как пожелаешь.

– Я тебя ненавижу! – взвизгнула она.

– Естественно.

Когда девушка вышла из комнаты, здоровяк долго смотрел на дверь, потом вернулся к своему подопечному.

– Вина? – предложил он.

– Никогда больше, – отозвался Мортирмир.

У него возникло какое-то странное ощущение в правой руке. Будто ее лижет пламя. Посмотрев на руку, юноша увидел лишь скользящие лучи закатного солнца, проникавшие сквозь единственное распахнутое окно в этой чертовски жаркой комнате. И все же то было приятное чувство, намного лучше постоянной боли.

Морган снова лег.

Его обидчик вернулся с кружкой отличной воды – с пузырьками, наверное, из какого-то подземного источника.

– Она тебе поможет. Так говорит ведьма. Слушай, я должен идти. У меня сегодня дежурство у ворот Ареса. Целую неделю. Буду позже.

Мортирмир кивнул.

– Я думал, вы, нордиканцы, охраняете только императора.

– Остальным что-то же нужно делать. Мне – дежурить у ворот, – пожал плечами здоровяк. – Засыпай.

Морган чувствовал что-то странное в руках и голове, будто внезапно научился летать или овладел новым языком. Это все…

Он отмахнулся от непонятных ощущений, жестом попрощался с нордиканцем и снова погрузился в крепкий сон.

Аэскепилес, магистр императора, шел впереди своего господина, переходя из одного приемного зала в другой. Их сопровождали двое нордиканских гвардейцев. Алые сюрко стражников, расшитые нитями из чистого золота, указывали на их высокие звания, а огромные топоры и длинные цепи – на особое положение. У гвардейца слева имелся шрам, пересекавший лицо от правого глаза до левого уголка губ, из-за чего он походил на демона из преисподней. Лицо и шею его сослуживца, шагавшего справа, покрывали татуировки, которые затем исчезали под воротом добротной полотняной рубахи, видневшейся из-под хауберка. За нордиканцами следовали пажи, несшие их шлемы, бармицы и тяжелые кавалерийские копья.

Сам император в доспехи не облачился. Поверх алых чулок он надел багряный жупон из бархата, а на ноги – алые же сапоги, носить которые имел право только он. Каждая пряжка на его обуви и ремне, каждый люверс [1] Люверс – вид фурнитуры для изделий галантерейной, обувной, швейной и полиграфической промышленности. Предназначен для укрепления краев отверстий, использующихся для продевания веревок, шнуров, тесьмы, тросов и т. д. – Здесь и далее прим. пер., если не указано иное. и пуговица были отлиты из чистого золота. На жупоне и сапогах золотыми же нитями были вышиты двуглавые орлы. Паж из дворцовой прислуги нес широкую мантию из пурпурного шелка, расшитую изображениями орлов и окантованную золотистым мехом.

За императором следовали еще два нордиканца, каждый со своими пажами, и дюжина дворцовых слуг, двое из которых тащили седло, а один нес меч. Пара секретарей не отставала от своего господина ни на шаг, записывая его ответы на вопросы, касавшиеся государственных дел и внутренней экономики. Вопросы из толстой тетради в кожаном переплете по очереди зачитывали дворцовый управляющий и главный камергер. Прямо за ними, рядом с логофетом дрома [2] Логофет дрома – высший чиновник в Византии, ответственный за имперскую почту, дипломатию и разведку. В X–XI веке носитель этого титула осуществлял функции главного министра империи. – худощавым, аскетичного вида мужчиной, похожим на монаха, – шла дочь императора Ирина.

Управляющий откашлялся и произнес:

– Пункт тринадцать, ваше величество. Задержка жалования дворцовой прислуге и особенно гвардейцам.

В жилах императора Иоанна текла кровь Палеологов. Он считался самым красивым мужчиной в империи, а возможно, и во всем мире: кожа с бронзовым отливом, гладкие иссиня-черные волосы, пронзительный взгляд карих глаз под выразительно изогнутыми бровями и длинная густая борода, которой позавидовали бы даже служившие ему нордиканцы. Благодаря смешению кровей наипрекраснейших принцев и принцесс со всего мира на протяжении целого тысячелетия его кожа приобрела неповторимый оттенок, а черты лица стали почти идеальными. Зачастую такую красоту люди приписывают бессмертным. Создавалось впечатление, будто он отлит из червонного золота или бронзы.

Его дочь, унаследовавшая красоту отца, дотронулась до руки логофета, отчего тот покраснел и поклонился, и подошла к императору. Ирина походила на языческую богиню.

– Тогда заплати им, – приказал монарх.

Дворцовый управляющий отвесил низкий поклон:

– Император, у нас нет денег.

Иоанн кивнул, а его дочь приподняла бровь.

– Отец, мы должны их где-то найти, – сказала она. – Солдаты, которым не заплатили, губят императоров и империи; они для нас что слепни для лошадей.

Взгляд магистра Аэскепилеса метнулся к двум головорезам, возглавлявшим процессию. О преданности гвардейцев ходили легенды. Однако не получавшие жалованья солдаты действительно становились дьяволами во плоти.

У него имелись свои причины ненавидеть телохранителей императора, и одной из них, безусловно, был страх. Аэскепилес тщательно контролировал выражение своего лица, чтобы о его мыслях никто не догадался.

«Я – величайший магистр в мире, и я застрял при этом мерзком, полностью прогнившем дворе, а ведь мог быть где угодно… Кем угодно. Ха! И буду!»

Он потупил глаза, чтобы не смотреть на императора. Или на кого-то из своих сообщников.

– Сколько из сегодняшних вопросов касаются денег? – спросил монарх.

Главный камергер – крупный и сильный мужчина – хихикнул, скрыв свой ум за смехом.

– Все вопросы так или иначе касаются денег, – заявил он. – Кроме тех, что о Боге.

При виде печали на лице императора смешки сразу же стихли.

Ирина с холодным безразличием посмотрела на камергера.

– Вы слишком много себе позволяете, – заметила она.

Дальше они шли молча: шаги глухо отдавались под сводами просторных мраморных залов Великого дворца. Когда-то в этих залах толпились послы и другие посетители, жаждущие аудиенции у правителя. Над их головами на огромных картинах из мозаики были запечатлены подвиги предков императора. Мозаичная тессера [3] Тессера – небольшие фрагменты черепицы, камня или стекла, имеющие квадратную форму; укладывались в цемент и составляли мозаику. с изображением святого Аэтия, побеждающего Диких в битве, занимала почти пятьдесят шагов. Отшлифованные камешки сверкали в вышине, отлитый из чистого золота эфес меча Аэтия сиял, подобно восходящему солнцу в почти кромешной темноте раннего утра.