Кэт Ховард - Бессердечие магов [litres]

Она отреагировала стремительно, пустив в ход заклинания, уничтожив подобие и возведя защиту для себя и тех, кто стоял рядом с ней, от Колина, который, похоже, вознамерился закончить то, что начала его тень.

Сквозь боль в плече девушка услышала немногочисленные голоса: вскрики, признание поединка проигранным из-за агрессии одного из противников, требования дисквалифицировать его до конца Поворота. Однако никто не чаровал, чтобы ей помочь, защитить ее, связать Колина, который продолжал нападать на нее с оружием в руках. Большинство столпившихся стояли молча и ждали. Смотрели.

Она произнесла слово, подобное бьющемуся стеклу, – и его рапира разлетелась на куски. Не замечая кровь, стекающую по руке, из которой так и торчал клинок, Сидни свила тени в веревки и связала Колина по рукам и ногам. Только после этого она вырвала из плеча рапиру. Она держала оружие, приняв боевую стойку, словно собираясь сражаться на дуэли.

А потом Сидни произнесла свой вариант заклинания поединка теней. Тени всех присутствующих в зале магов отделились от хозяев и обнажили оружие.

– Защищайтесь! – крикнула она. А потом: – Приготовились! В бой!

Сидни приветственно вскинула рапиру – и фехтующие тени закружились по залу, между собравшимися, вокруг стульев. Клинки сверкали в темноте, звук от их столкновений напоминал работу острых ножниц. И когда они падали, присутствующие здесь члены Невидимого Мира ощущали, как раны их теней проникают в них, словно фантомы. Боль в плече, порез поперек ребер. Кое-кто даже опускал взгляд, прижимал ладони к телу, проверяя и убеждаясь, что на самом деле они не ранены, не истекают кровью от чужой магии.

В зале становилось все тише и тише, пока Сидни не остановилась в центре – одна, в крови. Все сражавшиеся тени пали, кроме одной. Ее собственной. И тут она подняла клинок, сделала выпад – и ударила оставшуюся тень в сердце, завершая чары. Она сломала клинок – тот, что извлекла из своего плеча – пополам, бросила оба куска на пол рядом с Колином – и ушла не оглядываясь.

Сидни прижимала ладонь к раненому плечу. Она уже дважды пыталась остановить кровотечение, но ее заклинания оказывали только временную помощь. В ране так и остался осколок тени: она ощущала, как он скребется о кость. Ей не удавалось его подцепить, и к тому же уже начал проявляться откат от ее собственных чар. Дрожь пробегала по ее телу, словно приступы лихорадки, а рубашка пропитывалась кровью, которой было тревожно много. Пришло сообщение от Лорана, он беспокоился, как она и не нуждается ли в чем. Сидни солгала, ответив, что у нее все в порядке. Ну, это была не такая уж большая ложь. Наверное.

Она смотрела, как в лифте сменяются номера этажей, и надеялась, что не ошиблась.

Когда двери открылись, Иэн ее уже ждал. Он посмотрел на нее с изумлением – но тут же надел маску безразличия.

– Я специально задела твои защитные чары, – сказала она.

– Иного я и не подумал бы. – Иэн обхватил ее за талию и, приняв на себя почти весь ее вес, завел к себе в квартиру. – Ты ведь знаешь, что свою кровь обычно следует держать внутри, да?

– Обычно я так и делаю, но вот осколок чар во мне придерживается иного мнения. Как ты в целительстве?

Он сжал ее чуть крепче, но тут же ослабил хватку.

– Достаточно хорош, чтобы помочь.

Она опустилась на кафельный пол ванной и, закрыв глаза, наслаждалась его прохладой. Иэн задержал руки на подоле ее рубашки.

– Будет проще, если я увижу травму.

– Можешь ее разрезать? – спросила она. – Боюсь, что не могу достаточно хорошо двигаться, чтобы помочь тебе ее снять.

Он взял ножницы из аптечки и с шипением выдохнул сквозь зубы, увидев ее плечо. Черное смешивалось с красным и сочилось из ее раны, словно гной. Кожа вокруг вспухла и воспалилась, края раны были неровными.

– Будет больно.

– Мне и сейчас больно.

Она говорила, стискивая зубы.

– Будет еще больнее.

Иэн сложил кончики пальцев у ее плеча в звездный узор: одна рука на груди, вторая на спине, а рана – в центре. Жар потянулся между ними сплошным потоком, на коже расцвели созвездия магии.

Он сильно надавил на руки. Произнес слова, острые, словно ножи, – и внутренняя часть ее плеча побелела, краем сознания она отметила яркие вспышки боли. Сидни резко втянула в себя воздух и сразу выдохнула.

Шипя и пузырясь, тени выливались из раны, очищая ее от инфекции. Жар перешел в тепло, звездные узоры заживляли разорванные вены, вспоротую кожу.

– Может остаться шрам, – сказал Иэн.

Его руки теперь стали нежными, успокаивающими.

– У меня их много. Еще один ничего не изменит, – отозвалась Сидни. Она попыталась сесть ровно, пошевелила плечом, проверяя подвижность руки. – Гораздо лучше. Спасибо тебе.

– Это результат сбоя в магии – или это было сделано умышленно?

– Очень даже умышленно. Он убил бы меня, если бы смог. – Закрыв глаза, она попыталась справиться с бьющей ее дрожью. Теперь она лучше контролировала откат, но последствия собственных чар врезались в ее кости, пронизывая суставы обжигающей пустотой. – Но все равно там не было ничего такого, с чем бы я не могла справиться. Мне пора домой. Сможешь одолжить рубашку?

– Конечно. Но тебе не обязательно уходить, если ты предпочла бы принять душ и лечь прямо сейчас. Я знаю, что сам выбрал бы это после такой травмы, – сказал Иэн.

Какая-то часть ее существа жаждала согласиться. Жаждала физического облегчения от горячего душа, чистого тела, теплого соседа в постели. Однако были вещи поважнее ее желаний.

– Спасибо, рубашки хватит. И еще раз спасибо, что меня залатал.

– Я бы сказал «обращайся», но предпочту такое не повторять. – Он вручил ей футболку, мягкую и чистую, из стопки постиранных вещей. – Береги себя, Сидни.

– Кровь внутри, я запомнила.

Она надела футболку через голову и ушла.

Дом Теней дышал – и Шара жила на стыке вдоха и выдоха. Она ощущала его дыхание, как свое собственное. Когда его сердце билось, этот ритм совпадал с ее пульсом. Она знала его мысли не хуже своих собственных и ощущала его боль. Она была его олицетворением, а он – средоточием ее силы.

Дом Теней оставался невидимым: надежно спрятанный от мира, он был забыт настолько, насколько это возможно для подобного места.

Она шла по коридорам, и ее шаги перемежались мыслями. Только ее шаги. Остальные жители Дома были заперты, а гостей тут не бывало. Тут никогда не бывало тех, кого можно было бы назвать гостями. Только те, кто приходил заплатить дань, бесстрастные и молчаливые – или рыдающие и возмущенные. Словно их жертва шла на пользу Шаре, словно это она принимала за них решения. Словно это ей было полезно то, что они – в итоге – отдавали добровольно.