Анатолий Казьмин - Целую, Кощей [СИ]

Ну, пошли одеваться.

Доспехи выглядели солидно, мощно и крайне громоздко.

Мы втроем расположились в кабинете Кощея, где он и хранил в длинном, на полстены шкафу, свои боевые наряды. Гюнтер, услышав, что мы идем на примерку, с пылом предложил свою помощь в переодевании, но был бесцеремонно выпихнут дедом из кабинета.

Пока я, скучая, рылся в письменном столе Кощея, дед с Калымдаем, после небольшого спора выбрали подходящие на их взгляд доспехи и принялись по частям доставать их из шкафа и раскладывать по полу. Я с неприязнью рассматривал это громыхающее железо, совершенно не представляя, как можно таскать на себе дополнительные килограмм шестьдесят-семьдесят, да и еще и сражаться при этом. Хэви метал, блин. Надеюсь, мне сражаться не придется. Напялят на меня этот ужас, погрузят на Максимилиана, а потом снова сгрузят и размонтируют, а мечом махать не, не получится. Пусть царь-батюшка воинскими забавами себя развлекает, мне такой радости не надо.

Мои соратники задумчиво стояли над доспехом, а я сидел в кресле и без энтузиазма наблюдал за действиями этих специалистов.

— Снизу начнем, — решился, наконец, Михалыч. — Ну-ка, Федька, вытягивай ноги!

Прямо поверх джинсов и кроссовок, мне натянули эдакие железные сапоги до колен, потом прицепили к ним полукруглые сочленения, а сверху прикрепили штанины, доходящие до самых… до самого верха ног, короче. Потом заставили встать и украсили меня металлическими шортиками, раскрывающимися сбоку на петлях.

— Попрыгайте немного, Федор Васильевич, — попросил Калымдай.

Смешно ага. Меня уже только с помощью домкрата перемещать можно. Тем не менее, я попытался подпрыгнуть и на удивление это получилось легко и высоко.

— Ух ты! Титановый сплав? Да они легкие совсем, дед, слышишь?! Если и мечи у рыцарей такие, я теперь понимаю, как они по нескольку часов подряд друг с другом рубились!

— Не, внучек, — захекал дед, прилаживая короткую юбочку поверх шортиков (только бы Гюнтер не зашел). — Енто же Кощеевы доспехи, особые. А лыцари из обычного железа доспех таскают. Вот и приходитси им такими бугаями быть, чтобы с такой кучей железа справитьси. А для ентого — кушать много надо. Хочешь пирожок?

И дед полез в свой безразмерный кошель.

— Да мне-то зачем, дед? Я рыцарем становиться не собираюсь. А с чем пирожок?

— Теперь туловище прикроем, — обрадовал меня Калымдай, покачивая в руках верхнюю часть доспеха.

— Я скоро как космонавт в скафандре буду, — пожаловался я.

— Будешь, внучек, будешь, — не понял, но согласился дед, с интересом разглядывая шлем. — Гляди-ка, какую рожу себе Кощей-батюшка вылепил!

Шлем, действительно обладал вытянутой то ли собачьей, то ли волчьей мордой и вид у него был не столько зловещий, сколько забавный. Мне он напомнил маскарадную маску волка на утреннике в детском саду.

Наконец и шлем был водружен на мою голову и, натянув на руки вполне такие гибкие рукавицы, я оказался готов к подвигам.

— Где этот дракон?! — взревел я, имитируя благородного рыцаря, у которого только что свистнули даму сердца, но дед с Калымдаем не ужаснулись, а покатились со смеху.

— Ох и голосок у тебя, Федька! — радовался дед.

— Как сигарой в бочке подавились! — согласился с ним Калымдай.

— Ну чего вы ржёте, как Максимилиан над новой книгой? — обиделся я. — А шлем никак не открывается?

— Терпи внучек. Хочешь еще пирожок? Вку-у-усный…

— Михалыч! Хорош издеваться! — пирожка вдруг захотелось невыносимо.

— Ну как хочешь, я тогда майору отдам.

— Пойдемте, Федор Васильевич, — прервал наш гастрономический спор Калымдай, — пора.

— Уже?

— Дык внучек, солнышко уже на закат повернуло, а тебе еще ехать и ехать.

— Откуда здесь, под землей, солнышко, дед?

— А старые люди его сердцем чуют, — важно заметил дед и снова захекал: — Ох и смешно же ты внучек разговариваешь! А ну-ка спой чего-нить!

Максимилиана подвели прямо к кабинету и я сам безо всякой помощи, вполне успешно, хотя, судя по смешкам деда, довольно неуклюже, вскарабкался на него.

— Ведите царевну! — грозно приказал я и сам засмеялся от своего гулкого, будто из пустой цистерны, голоса.

Перед воротами меня уже дожидались фон Паулюсус и царевна.

Прибалт уже сидел на коне, а Марьяна стояла рядом, оплетенная веревками, как муха зашедшая в гости к пауку, да еще и ротик ей заткнули кляпом.

— Фаше Феличестфффо, — скрипя доспехом, поклонился мне фон Паулюсус.

— Оно самое, — проворчал я, радуясь, что в этом шлеме все голоса кажутся одинаковыми. — Поехали, пора.

Калымдай отсалютовал, дед помахал платочком и вытер слезинку, а Гюнтер, выглядывающий из ворот, томно вздохнул.

Дорога оказалась совершенно не утомительной, я зря переживал. На Максимилиане было удобно, шёл он ровной слегка покачивающейся рысью, тщательно огибая пни, изредка встречающиеся на лесной тропе. Ветки меня не били, наверное — боялись, комары при виде волчьей морды, падали в обморок, солнышко уже не пекло, да еще и конь развлекал меня разговорами, специально опередив метров на тридцать неутомимого фон Паулюсуса, который наслаждался обществом царевны Марьяны.

В итоге, когда мы подъехали к Смородине, через которую был перекинут крепкий на вид деревянный мост хотя и совершенно без перил или каких еще ограждений, я находился в весьма благодушном настроении и был преисполнен оптимизма.

На той стороне нас уже ждали. Остановившись на краю леса, почти доходившего до моста, я пытался рассмотреть, кто же явился на торжественную встречу Добра и Зла.

Никита стоял около моста, позади него в нескольких шагах торчали Митька и бабка, а судя по непрестанно качающимся кустам, там сидело в засаде половина Лукошкино.

— Паулюсус, труби в свою дудку, — приказал я, кивая на рог, прицепленный к его поясу.

Прибалт что-то пробурчал, но послушно ссадив Марьяну и вручив мне конец веревки, связывающей царевну, выехал на середину моста и поднес к губам свой музыкальный инструмент.

Слышали, как поют пионерские или армейские горны? Ну так они не имели ничего общего с тем визгом, хрипом и завываниями, которые врывались из рога фон Паулюсуса. Сразу заломили зубы, птицы стаями взлетели с деревьев по обеим сторонам реки, а любопытные горожане, высунувшиеся из кустов по ту сторону моста, с искаженными от ужаса лицами схватились за уши.

— Хватит! — заорал я, не в силах больше терпеть эту пытку. — Завязывай, Армстронг недоделанный!

Фон Паулюсус недовольно прекратил своё выступление и я уже хотел проорать ему, чтобы он возвращался и уступил мне место на мосту, как, вдруг с той стороны, из кустов выскочили два всадника и с визгом и завываниями помчались на прибалта, размахивая в воздухе саблями. А это еще кто такие?