Анатолий Казьмин - Целую, Кощей [СИ]

— Еще раз!

— Хм-м… Ну страх и жестокость.

— И еще раз без всяких "ну"!

— Страх и жестокость! — чуть ли не заорал я. Чего он ко мне привязался со своими нравоучениями, да еще в самое неподходящее время?

А царь-батюшка, вдруг притянул меня к себе обнял, впечатав в костлявую грудную клетку и почти сразу отпустив, вдруг улыбнулся:

— До скорого, Федька, не горюй!

"Айл би бек!", мне кажется, круче бы прозвучало.

Я ошарашено смотрел, как Кощей резко развернулся и широким твёрдым шагом, зашёл в ангар и захлопнул за собой дверь. Чего это он такой добренький вдруг?

— Федька, очнись! — дернул меня за рукав Михалыч. — Бежим быстро сейчас начнётси!

Едва мы с дедом выскочили на улицу через заднюю калитку, как крыша ангара со скрипом поднялась в воздух, а потом медленно рухнула во двор, свалив часть забора, выходившего на площадь. Стрельцы, прятавшиеся за забором, едва успели отскочить и стояли, чихая от поднявшегося облака пыли. Вслед за крышей заскрипели стены ангара и тоже медленно рухнули во все стороны, открыв для всеобщего обозрения летучий корабль, посреди которого, держась за мачту, стоял Великий и Ужасный. И это — совсем не красивый оборот речи. Кощей действительно выглядел крайне зловеще. А когда корабль стал медленно подыматься в воздух, Кощей громко захохотал:

— А вот хрен тебе дурачина участковый! И твоему пьянчужке Гороху такой же хрен, только в квадрате! Недоглядели разини?! А теперь… (дальше матерно, но очень колоритно)…вашему Лукошкино! Всех… разнесу, всех… сверху бомбами закидаю на фиг!

— На крышах! — заорал Никита опешившим стрельцам. — Крюки бросай, мать вашу юриспруденцию!

Стрельцы спохватились и, раскрутив веревки, попытались удержать корабль, но до него долетело всего два-три крюка, да и те Кощей тут же обрубил, невесть откуда взявшимся длинным чёрным мечом.

— Аха-ха-ха! — продолжал выступление царь-батюшка. — Шпана криворукая! Вы кого захватить вздумали, собачьи дети?! — корабль тем временем подымался всё выше и выше. — Молитесь придурки! Жить вам осталось три минуточки!

Корабль, поднявшись метров на тридцать над землёй, замер.

— Вы еще из пищалей в меня пульнуть попробуйте! Ха-ха-ха! — Кощей перегнулся через борт, выставляя себя на всеобщее обозрение, огляделся и вдруг рявкнул: — Огонь! Пли!

Стрельцы машинально спустили курки, тлеющие фитили ткнулись в затравочные отверстия и грохот пятидесяти выстрелов едва не оглушил меня. Площадь моментально окуталась пороховым дымом, а когда он немного рассеялся, все увидели, как летучий корабль, с яростно чешущимся и изрыгающим проклятия Кощеем, сделав небольшой круг, плавно пошел на посадку, причем как раз на место бывшего ангара.

Завороженные этим зрелищем все, и горожане, и стрельцы, тупо пялились на корабль, открыв рты. Когда корабль приземлился, покачался из стороны в сторону и снова начал взлетать, видя общегородской ступор, я заорал:

— Соль! А ну православные! Засыпем гада солью! Кидай по Кощею, не жалей силушки!

И первым схватив со стоящей рядом телеги кусок соли, размером с полкирпича, я запустил его прямо в царя-батюшку. Не, не переживайте не попал и даже не докинул, но мой крик вывел всех из оцепенения. Стрельцы, а за ними и горожане, радостные, что можно поразвлечься на халяву, кинулись к телегам и на бедный кораблик, а вместе с ним и на Кощея, посыпался град соли.

Царь-батюшка взвыл от первых же угодивших в него кусков, заметался по палубе, толпа радостно взревела, но тут же охнула. Корабль медленно натужно, но всё же начал подыматься в небо.

— Стрельцы, — заорал Никита, — огонь!

Снова рявкнули пищали, вырывая зарядами соли, куски плаща, да и куски самого Кощея и мне откровенно стало жалко его. Никак бы не хотел оказаться на его месте.

— Смотри, Федька! — окликнул меня Михалыч, показывая на милицейского Митьку шагах в тридцати от нас закинувшего на спину большой мешок. — Енто Горох с крыши сверзилси, а ентот бугай его зачем-то в мешок запихнул! А ну-ка… — Михалыч подхватил с земли булыжник и ловко запустил им в мешок. Мешок подпрыгнул на плечах Митьки и взвыл. — От и ладно, — кивнул дед и подмигнул мне.

Маленькие радости. Ничего против них не имею. Я тоже оглянулся в поисках подходящего снаряда, но меня отвлёк многоголосый радостный крик.

Корабль снова шёл на посадку и снова точно на место ангара. А понятно теперь, что там за глюк был в чертежах.

— Никита! — заорал я, призывно махая руками над головой, а когда он обернулся на мой крик, снова заорал, указывая на крыши: — Крюки готовьте! А то снова улетит!

Он кивнул и в свою очередь заорал на стрельцов.

Корабль, опустившись, сделал перекур, повздыхал, покряхтел и снова с усилием начал взлетать. Горожане вновь начали прицельное метание соли, а стрельцы, дождавшись, когда корабль подымится вровень с крышами, метнули в него крюки и резко потянули его вниз, крепко вцепившись в веревки. Славный кораблик замер, но сдаваться не собирался. Он покачивался в воздухе, не имея сил взлететь, но и упрямо не желая опускаться и сдаваться в плен. Кощей, почерневший и обугленный от соли, прожигающей на нём дыры, нашел в себе силы перегнуться через борт и славно так обложить трёхэтажным и участкового и Гороха и горожан и стрельцов, а потом досталось почему-то и мне с Михалычем, да и Калымдая с Машей царь-батюшка не забыл. Толпа не поняла, конечно, кого это так Кощей полоскает, но встречала радостными воплями каждый его перл. А я даже не обиделся. Ну, стресс, критическая ситуация, что я не понимаю что ли?

Трудолюбивые горожане так усердно развлекались в кидании соли по живой мишени, что телеги стали быстро пустеть, а я даже заволновался, что надо было притащить с десяток телег и не жадничать, но тут кораблик, жалобно заскрипев, нырнул носом вниз, выпрямился, задрожал и вдруг рухнул на землю, придавленный сотнями килограммов хлорида натрия. Все взвыли от радости, но не прекратили бомбардировку пока телеги полностью не опустели.

Я протиснулся сквозь счастливую толпу поближе к кораблю. Его так засыпали солью, что Кощея не было видно. Царь-батюшка был полностью погребен под ней. На другой стороне корабля я увидел Никиту. Он вопросительно мотнул головой мол, можно уже арестовывать злостного нарушителя, а я в ответ пожал плечами мол, а фиг его знает, попробуй.

Стрельцы с лопатами залезли на корабль и начали скидывать соль за борт и скоро уже выволокли, подхватив под руки, черное обугленное костлявое тело в драном, висевшем клочьями черном плаще. Толпа ахнула, отшатнулась, но видя, что самый страшный злодей, которым их с детства пугали на ночь, даже не шевелится, снова подались к кораблю, жадно разглядывая Кощея.

А Кощей вдруг с громким скрипом, медленно поднял голову и обвел тяжелым взором вокруг. Толпа снова ахнула, кто-то упал, кто-то взвыл, кто-то заматерился, а Кощей, не прекращая с усилием вертеть головой, остановил на мне взгляд и вдруг… подмигнул.