Анатолий Казьмин - И.О. Кощея [СИ]

Проснулся я сам часов в девять утра. Не знаю, опять Михалыч ручку у генератора скрутил или Дизеля веревками к стулу привязали, но с утра было тихо и я отлично выспался.

В кабинете передо мной открылась картина маслом. Все сотруднички сидели тихо за столом, и каждый горевал о своём. Дед, лохматый и взъерошенный, печально смотрел на небольшой пузырек перед собой. Аристофан дремал, обняв небольшую кадушку с солеными огурцами. Калымдай меланхолично водил точильным камнем по большому ножу, а Маша страдальчески морщилась от резких звуков этого полезного, но такого не к месту, процесса. Одна Олёна улыбалась чему-то над кружкой молока, да Дизель возмущенно ёрзал на диване, обмотанный веревкой как особо опасный преступник. Похоже, я проспал грандиозное веселье, но совершенно не жалел об этом, рассматривая помятые лица моих друзей.

Меня приветствовали сдержанно и вяло. Михалыч вдруг встал, махнул рукой, выругался на матерно-блатном, но вполне понятном и решительно опрокинул в себя содержимое флакончика. Все привычно зажмурились, а я, отвернувшись, поспешил в ванную. Три секунды фейерверка, лёгкий взрыв и дед будет как огурчик. Знаем, проходили.

Когда я вернулся, дед живчиком накрывал на стол, подбадривая остальных и подсовывая страдальцам горячий чай. Ну и мне чайку перепало после каши с тушеным мясом, пирога с ливером, бутербродов с бужениной и, конечно же, сгущенки под блины, которая уже прочно вошла в наше меню.

К чаю заявился и Гюнтер с докладом и против обычного, не отказался и от сгущенки. Распробовали изверги.

— Вчера пока вы отсутствовали, Ваше Величество, — принялся за доклад дворецкий, разделавшийся с чаем и моей сгущенкой, — особых происшествий не было. Разве что потолок в бухгалтерии покрылся лягушачьей кожей и изредка квакает. Но Агриппина Падловна не жалуются, а наоборот, смотрят на потолок и вздыхают.

Сотрудники, немного поправив здоровье полезной и вкусной едой, разбрелись кто куда, а мы остались в кабинете втроём и Гюнтер продолжил доклад:

— Ночью вообще никаких неприятностей не произошло. Я имею в виду змеелюдов. А вот ваши сотрудники, Государь…

— А вот еще блинчик! — быстро перебил дворецкого дед. — И сгущеночки к нему, сгущеночки! Кушай, милай, не болтай во время еды… Не проявили себя ночью змеелюды, вот и славно, а сплетни дворцовые оно батюшке царю и знать не надобно.

Ну, понятно — погуляли знатно, получается. Ладно, когда-никогда, а расслабиться каждому надо. И знать не хочу, что там они ночью натворили. Чтобы потом от зависти не страдать.

В кабинет через потолок влетел Лиховид и сходу заорал:

— Проснулси наконец-то?! Ох и спишь же ты, Федька, ох и спишь! Покажь глаза змеиные колдовские!

Я кивнул деду, всё равно ведь не отстанет и тот предъявил древнему колдуну ларец с последней недостающей частью артефакта. Лиховид радостно нарезал круги, мерзко хихикая, а потом снова завопил:

— Тащи, Федька остальные куски, ща мы врежем айясантам поганым! Как раз все нужные людишки тут собралися!

— Нет, Лиховид Ростиславович, — я кивнул деду и тот живо запрятал ларец в кошель. — Сегодня у меня другие планы. А колдунство ваше, наверное, сложное и не быстрое, много сил и приготовлений потребует. Давайте завтра, а лучше — послезавтра. Отдохнём чуть-чуть от приключений, сил поднаберемся, да и вы спокойно подготовитесь к обряду или как там у вас колдунство это называется.

— Сейчас! — завопил Лиховид так, что в буфете задребезжали стаканы. — Медлить нельзя! Вот-вот змеелюды из-под земли вырвутси и наступит тогда всем полный… А девка где? Только что же тут была? Я на её голос и прилетел…

— На свежий воздух, наверное, пошла подышать, — поспешил выдвинуть версию я и коварно добавил: — Одна, небось, сейчас тишиной наслаждается…

Колдун, позабыв про змеелюдов и даже не попрощавшись, рванул сквозь стену.

— И чего я его так не люблю, внучек? — пожаловался дед, махнув Тишке да Гришке, чтобы шли помогать собирать посуду.

— А кто его любит? — резонно спросил я.

— Государь, — вклинился в беседу Гюнтер, — Агриппина Падловна спрашивают, когда бы вы могли аудиенцию ей устроить?

— А вот сейчас и приглашай, — ответил за меня дед. — Енто по нашему делу, внучек.

— По какому именно? — удивился я.

— Ну как же, — всплеснул руками Михалыч и обратным движением влепил полотенцем пониже спины расшалившемуся Тишке. Или Гришке. — Ты же сам просил управляющего твоей Варьке подыскать!

— А-а-а… Ясно. А бухгалтерия тут при чём?

Ответить дед не успел. В кабинет осторожно вошла наша крупногабаритная главбух, а за её широкой спиной явно кто-то еще суетился, но видно пока не было.

— Ох, — облегченно сказала Агриппина Падловна, усаживаясь на лавку и открывая обзор на пришедших с нею. — А я тебе, Федь, племянницу свою привела.

В кабинет робко шагнул мужик среднего роста, но крепкий коренастый и весь заросший волосами, ну медведь и всё тут. Я удивленно посмотрел на него. Это — племянница?! Но из-за его спины выскочила худая и какая-то корявая что ли, ну очень нескладная девушка, низко поклонилась мне и затараторила:

— Здравствуй на многие лета, батюшка царь! А меня, вона, тётушка с дядюшкой к тебе на службу привели! А ты уж не сумлевайся, отец родной, я тебе верой и правдой служить буду и всё-всё до последнего грошика подсчитаю, ни одной копеечки на сторону не уйдёть!

— Тётушка с дядюшкой?! Это что, ваш супруг, Агриппина Падловна?

Бухгалтерша сплюнула, а мужика передёрнуло и оба отрицательно замотали головами.

— Ничего не понимаю… — я повернулся к хихикающему Михалычу: — Деда?

— Я сама обскажу, — пробасила главбух. — Брат ентого лохматого, кобелюга паршивый, с моей сестричкой Малашкой спуталси, ну и народили они на свет вон ту вот раскрасавицу, Ельку. Еля Малаховна, ежели уважительно. Родители енти дочурку мне подкинули, а сами в Тибет махнули к монахам правду искать, дурни безголовые. Так до сих пор и ищут, паразиты.

— А вы?.. — я взглянул на мужика.

— Сидор я, — проревел мужик. — Сидор Петрович, значица.

— Дядька Елькин, — пояснила главбух, хотя и так уже было понятно. — На службе Кощеевой мне с малой возитьси недосуг было, вот Петрович её и растил пока в возраст не вошла. А там уже я и пристроила Ельку в экономисты.

— Как это? — не понял я. — На работу к себе взяли?

— Фиг ей! — скрутила мощный кукиш милая тётушка. — Сперва учитьси отправила на бухгалтера. Смену себе воспитываю.

— А теперь я, батюшка, — встряла наконец в разговор, нетерпеливо подскакивающая на месте Елька, — на практику к тебе подалася! На десять лет и три месяца. Уж ты не беспокойси! Уж я тебе наслужу!

— Цыц! — рявкнула главбух. — Кудыть поперёк старших лезешь?! От молодежь… Так вот, Федь, бери девку Варваре Никифоровне своей в управляющие, не прогадаешь. Да и Петрович ей подмогнёт.