Анатолий Казьмин - И.о. Кощея

Ближе к вечеру пришел Гюнтер с докладом. Разрушительная деятельность змеелюдов, слава богам, не увеличивалась, но, к сожалению и не уменьшалась. В бухгалтерии потолок почти успокоился, не мигал, не завывал, а только протекал. Откуда там вода взялась в цельной скале над бухгалтерией, понятия не имею, но с потолка всё время капало, хоть и не сильно, но достаточно, чтобы вывести из себя Агриппину Падловну. Она, обвинив во всех грехах почему-то Лиховида, гонялась за ним по коридорам с веником, а-ля фрекен Бок за Карлсоном. Не поймала, конечно, но хоть душу отвела. Или что там, у кикимор вместо души?

Тронный зал пророс коноплёй. Придворные вначале обрадовались и побежали собирать урожай, но растения тут же засохли и рассыпались в пыль. Бесы пробовали и пыль в дело приспособить, но в результате получили только сыпь по телу и закручивание штопором хвостов.

На кухне во время кормления монстриков из отдела санитарии и утилизации, в мисках со щами появились огромные мадагаскарские тараканы. Монстрики, правда, только обрадовались, но факт колдовского вмешательства всё-таки был.

В конюшне прямо из воздуха возникла тридцативёдерная бочка портвейна. Обслуживающие конюшню скелеты не сразу обнаружили этот подарочек, а когда обнаружили, было уже поздно – все лошадки упились до совершенно скотского состояния. Один только умничка Максимилиан, заподозрив неладное, принимать участие в неожиданном банкете отказался и правильно сделал. Помимо алкоголя, портвейн был щедро сдобрен слабительным. Представляете, что творилось потом в конюшне? Максимилиан на время переселился в художественную галерею имени Кощея, а взбодрившиеся тараканами спецы из отдела санитарии и утилизации, были вызваны на помощь обслуживающим эту настоящую Авгиеву конюшню, скелетам.

А завершил вечер вызов от Олёны по булавочной связи. Меня срочно просил приехать в Лукошкино участковый. Что там у них случилось, выяснить не удалось, но на самом деле это было мне только на руку. С Варей смогу повидаться.

* * *

Разбудило меня громкое ржание и мат Михалыча. В смысле, ржание было настоящее, конское. Ну и Михалыч был самый натуральный.

Они мне хоть когда-нибудь поспать дадут?

Одевшись, я прошел в кабинет, рявкнул «Отбой!» идущему в генераторную Дизелю, отмахнулся от захныкавших Тишки да Гришки, как же, утренних мультиков их лишили, и вышел в коридор. Там дед подпрыгивая под мордой Максимилиана, орал на него мол, неча Федьку будить спозаранку, мол и так внучек не выспаетси. Ну, тут с дедом не поспорить, всё верно. Максимилиан же, морщась, гудел, что за ночь дороги морозцем прихватило и лучше сейчас выехать, чтобы грязь не месить. И этот прав. Все вокруг правы, а отдуваться мне, вставать на рассвете, да трястись в дороге.

– От вы как хотите, – категорически заявил дед, – а без завтрака я, тебя Федька, никуда не пущу!

– Полчаса роли не сыграют, – устало согласился ученый конь. – Кушайте на здоровье, Федор Васильевич, а я вас у ворот ждать буду, – он покосился на деда. – Там и потише и скелеты, что яму закапывают, куда как вежливее некоторых будут.

– Подковы не потеряй, – буркнул ему вслед Михалыч и повернулся ко мне. – А ты чего рот раззявил? Марш умыватьси и за стол!

– Что ты, деда, сегодня такой взъерошенный? Оладики не удались?

– Оладики удались, – отрезал дед. – Ну, вот куда ты Федька опять один намылилси? Виданое дело, второй раз подряд без меня в Лукошкино лыжи навострил!

А понятно. Заскучал дед под Лысой горой, душа подвигов просит.

– Вот зачем ты, внучек, девкам нашим ту коробку переносную отдал? Мы бы сейчас с тобой вдвоём в город и махнули бы. Ты и поспать бы успел, и позавтракать по-человечески, да и задницу отбивать об этого грамотея копытного не надо было.

– Ну деда… А Маше с Олёной как в Лукошкино пробраться? Горыныч же Калымдая повёз… Кстати, как у них дела, интересно?

– И на Максе потряслись бы, ничего с нашими красавицами не случилось бы, – проворчал дед. – А как у Калымдая дела у Горыныча и спроси.

– Как я у него спрошу? – я принял протянутое дедом полотенце. – Булавки же так далеко не добивают.

– Я ить смотрю на тебя, внучек и просто любуюсь. Просто глаз оторвать от такой красоты не могу.

– Ты чего, дед?

– И собой хорош-пригож, ростом не обижен, кушаешь только плохо, но это я исправлю… Просто добрый молодец! Иван-царевич из сказок! И такой же дурак.

– Да ну тебя, дед… Ну что не так?

– Ложка у тебя на шее для чего болтаетси? Щи хлебать?

– Ой, блин… – я даже покраснел. – Верно, деда, дурак у тебя внучек…

– Ничего, Федька, не горюй, – сразу подобрел Михалыч. – Старших слушай, мы, мудрые люди, плохого не насоветуем… Куда за оладиками полез?! А кашу?!

После завтрака я брякнул ложкой о край стола и тут же из воздуха послышался бас правой головы:

– Слушаю внимательно, Ваше грозное, неповторимое, ужасное и злодейское Величество!

– Кончай прикалываться, Горыныч. Как у вас дела?

– Голодаем, – пропищала левая. – Прикинь, Федь, на всю округу не то, что коровки, даже барана полудохлого не найти!

– Что, даже оленей или лосей по лесам нет? – удивился я.

– Так это же ловить надо…

– Совсем ты, Горыныч обленился у меня на службе… Ладно, вернётесь, я тебе пир устрою и отпуск… хотя нет, с отпуском ты, наверное, обломаешься, дел полно. А вот пир – обещаю.

– Забожись!

– Ты что, Горыныч? Может тебе еще и молебн заказать в дворцовой церкви?

– Ох… Это я от голода, Федь… Уже мозги ослабели и крылышки махать отказываются…

– Ладно, прилетишь – откормишься. А пока может быть, расскажешь всё-таки как у вас там дела?

– Может быть и расскажу… – задумчиво прогудела правая голова. – А мне на пир кроме баранины и говядины, хорошо бы и осетринки маленько…

– Горыныч!

– А? Что? Ты что-то спросил, Федь?

– Ага, спросил. Могилку тебе по правую сторону Лысой горы вырыть или по левую? Горыныч, твою дивизию! Как дела у Калымдая ты мне скажешь когда-нибудь?!

– Ну что ты орёшь, Федь? Я и с первого раза услышал. Скажу, конечно, почему бы это мы тебе не сказал? Ты меня совсем уже за какого-то вредителя держишь? Али за тупых? Вот честно скажи, Федь, за тупых, да? Эх… Знаешь, как обидно? А еще друг называется…

– Горыныч…

– Да здеся твой майор, здеся. Вона под носом у нас скачет, сабелькой вострой машет, требует тебе передать… Вот что это за жизнь, а Федь? Ты на нас орёшь, Калымдай твой мне голову рубить собрался. Так некультурно… Ай! Ой! Да всё, всё! Хватит, майор, я всё понял! Господин батюшка император докладываю обстановку! Народец этот горный – вредный до неприличия, носом во все стороны крутит, а на нас даже чихать зазорным считает, но Калымдай, вона на ухо мне орёт, что уже почти разобрался с чудью этой и скоро уже результат будет… Всё ухо нам заплевал… Ой!