Марина Бишоп - По воле тирана

Она пришла в себя после того, как прут рассек щеку, и она повалилась на землю. Но некая сила подняла ее с земли, и Лисица продолжала бежать, атаковавшие ее иллюзии и миражи преграждали путь. Она забывалась, но ноги несли сами. Дыхание срывалось, а першение в горле и дикая сухость во рту выворачивали ее внутренности наизнанку. Но она бежала с болью в боку, прихрамывая, все дальше и дальше, как ей казалось, от лагеря.

На ней уже не было плаща, она необдуманно скинула его. Изредка останавливаясь, ноги уже не подчинялись голове, и тело отказывалось следовать за ними, пригибая ее ниже к земле. Она обхватила ствол дерева и медленно сползла вниз. Неизбежные последствия бега пригвоздили к месту: кровь не успевала бежать по венам, и свежие царапины на лице пронзительно ныли.

Принцесса мечтала забыться тут же, на этом самом месте. Ей всего лишь нужно восстановить силы. Подушечки пальцев защекотала кора дерева, шероховатые борозды как будто перекатывались под ними, но это всего-навсего пульсация в теле постепенно растекалась, находя выход в конечностях.

Какая наивная - сбежать от великана невозможно. И доказательство ее вывода уже возвышалось над ней оголенными клыками.

Мокрый нос протавра уткнулся в шею, фыркнув в волосы, пробуждая прежде, чем его хозяин освежит ее двухвосткой. Роланд занес руку для удара, но морда Рута оказалась на пути, помешав ему облегчить жжение гнева хоть на немного; он с рычанием отбросил плеть в сторону. Из седельной сумки достал веревки. Прежде чем Лисица успела пискнуть и отогнать полузабытье, в ее рот протиснулся кляп, а щиколотки до скрипа в костях стянули веревки, та же участь постигла и запястья. Он успел поймать их до того, как они начали вести с ним борьбу. Воин громко дышал, его душила злость: она убила одного из его воинов, сбежала, изувечила ежегодный ритуал. Он достал клинок и вонзил его в дерево прямо над ее головой. Время диалогов и ласковых уговоров закончилось. Протавр протаскал его по лесу добрых полдня, а как оказалось, эта скудоумка бегала кругами. Хотя, признался Ролл, если бы не локон волос, срезанный в крепости, ему бы пришлось потратить вторую половину дня и, скорее всего, вечер, возможно, прихватив и начало ночи в поисках мерзавки. Он хотел остановиться на спокойных размышлениях, но их вышвыривал вон слепой гнев. Лисица обмерла от ужаса, клинок над ее головой прозвенел о том, что фарлал все же кое-как сдерживал убийственные порывы.

"Ведьма!!" Она мотнула головой и замычала в кляп; каким-то образом, освободила язык и протолкнула приправленную землей ткань чуть вперед. Колкая шерсть была ничем иным, как кусок от ее же плаща. Она не задавала вопросов и не молила о милости. Но ожидание расправы проедало насквозь.

Он схватил ее за горло. По его жилам сейчас текла чистая лава. Только один звук, одно неосторожное движение шалфейи, и он убьет ее одним махом.

- Моли, чтобы я не освежевал тебя по дороге в лагерь!

Богиня Лантана! Его глаза светятся в темноте - она летела вниз, ударяясь о скользкие стенки колодца его бездонных глаз, прозрачных, как ничто. Все и ничего в них - целый мир, вселенная, непостижимая, непознанная. Великая Лантана. Лисица увидела в них отражение своего испуга.

Когда его ладонь застыла в воздухе, и с лязгом когти вонзились в ее плечо, она на мгновение потеряла сознание от боли. Он нанизал ее на них и стряхнул на спину протавра вниз головой. Вот и хищник. Вот и кровь. И правда, липкая и горячая - ручейком стекает вниз по шее, впитываясь в мех животного. Лисица смежила веки. Сильный удар по ягодицам мгновенно отрезвил. Он намеренно держал ее в сознании. Дышать с кляпом во рту становилось все труднее, она не чувствовала ни рук, ни ног, они болели в онемении. Темнота отступила. Теперь красные точки стали ее зрением. Кровь вливалась в нос, растягиваясь до ресниц тягучими сосульками. Из-под кляпа вырывались неразличимые стоны, вздохи и глухие выкрики.

Рут засвистел, получив по ушам. Животное подчинилось Хозяину, не провоцируя его на очередную вспышку гнева, послушно поспешило обратно к лагерю, при этом тараня деревья, словно то были низкорослые кусты. Лисица еще не раз испытала на себе огненные удары по ногам и ягодицам. Ее затошнило от скачки, на живот давили лопатки протавра, и каждое его движение отзывалось позывом к рвоте. Живот закрутило в узел. Еще немного, и содержимое желудка полезет вверх, и она задохнется.

Они быстро добрались обратно. Лисица мало что понимала из-за крови, прилившей к голове. Роланд стащил ее с протавра, но она не успела рухнуть на землю, потому что фарлал схватил ее за волосы у самых корней.

- Я тебя предупреждал! - по звериному прорычал Ролл.

Она извивалась в руках от боли, волоча связанные ноги. Вокруг стояла тишина. Паника колом вошла в сознание принцессы, сейчас она хотела быстрой смерти.

Он продолжал тащить ее. Еще чуть-чуть, и кожа на голове лопнет от напора. Почувствовав под собой землю, она почти с благодарностью замычала, припав щекой к холодной траве. Роса давно сошла, с горечью подумала Лисица, все тело пересохло, словно тряпка во рту впитала в себя всю жидкость.

Она слышала звуки вокруг и была рада, что не видит в темноте: пусть происходящее будет сном. Лисица начала усердно молиться, но, как всегда, ответом были боль и унижение.

- Дормиро! - взвилось вверх неизвестное ей слово, как звук рога, протрубив начало битвы.

Услышав отчетливый возглас, она попыталась утихомирить свое громкое сопение в кляп. Разговоры прекратились.

- Роланд, - кажется, Хоут осмелился оспорить его решение.

- Дормиро! - громче огласил Кронул.

Принцесса усиленно задышала, ускоряя дыхание, чтобы не пропустить ничего из последовавших фраз. Она ни разу не слышала этого слова. Что значит Дормиро? Судя по реакции великанов, оно не предвещало ничего хорошего.

- Никто не станет этого делать. В лагере слепых нет! Ко всему прочему, она - шалфейя! - напомнил Хоут в попытке вразумить обезумевшего строна, еще раз нарушая тишину.

Роланд вытащил меч и одной рукой прокрутил его в воздухе.

- Я обнажу меч против тебя, если ты мне помешаешь.

Ни один мускул не дрогнул в ответ на сузившиеся глаза брата, Роланд обратился к окружившим их воинам, не прекращая гореть в своих персональных землях Обена: "Она убила одного из нас! Но шалфейя - белая кость, значит, мы должны соблюсти закон. Я призываю к Дормиро".

Ролл обвел оружников оценивающим взглядам. Неуверенность? Скованность? Нерешимость? Неужели он почувствовал этот набор среди собственных воинов? Фарлалам не ведомо это чувство - безвольности. Но тогда почему оно кричит о себе на весь лагерь, оглашая о слабости могучей расы головным регистром. Они боятся...его. А точнее, последствий, когда его гнев рассеется, и разум прояснится.