Михаил Бобров - Удел безруких

— Лодкой было бы надежнее, — вместо приветствия проворчал засланец. — Самолет больно уж просто сбить. Одних зениток здесь восемь точек. Малейшая погрешность ответчика, и dawn strike.

Командир прилетевших принял плакатно-героическую позу, скроил суперменскую морду и рявкнул девиз всей Специальной Авиадесантной Службы:

— Who dares wins!

Буквально — “кто рискует, выигрывает”.

После чего мужчины похлопали друг друга по плечам, и лазутчик уверенно показал ангар с ракетами — тот самый, обвалованный, к которому подтащили самолет. В Двадцать Втором полку система не троичная, как везде, а четверичная. Рота шестьдесят четыре бойца, батальон двести пятьдесят шесть. Весь полк, соответственно, тысяча двадцать четыре.

На Рио-Гранде выделили взвод и вместе с лазутчиком диверсантов стало шестнадцать: четыре секции по четыре бойца. Огневая секция на охране периметра уже успела пострелять в кого-то, впрочем, не докладывая о попаданиях. Три секции выгрузили несколько ящиков тротила. Большими ножницами разрезали гофрированный бок ангара, вошли без обычных светозвуковых гранат: мало ли что сдетонирует или полыхнет от хлопушек. Но ангар оказался пуст. Никто не помешал внедренному диверсанту ткнуть пальцем в нужный штабель:

— Двадцать три штуки. Еще пять успели доставить раньше. Они уже подвешены к самолетам, я покажу, где.

— Искать по всей базе? Опомнились, вон, слышишь? Сейчас кто-нибудь возьмет командование и попрут.

— Каждая ракета — один Ее Величества Корабль.

— Каждая ракета — один корабль гринго. Как они говорят, “Her Majesty's Ship, HMS”.

Капитан Педро Джакино прошелся перед коротеньким строем Agrupacion de buzos tactiсos:

— Сеньоры. Нам предстоит гонка за элитой нашего мира, мира спецподразделений. Противник в числе взвода SAS взорвал склад ракет, на двух автомашинах проехал насквозь военный аэродром, обстреляв капониры. Три штурмовика этим обстрелом уничтожены. Один “Лендровер” диверсантов зенитчики подловили на выезде. Но выжившие с “Лендровера” два гринго заползли под уцелевший “Этандар”, и местные придурки аэропортовой охраны не придумали ничего умнее, чем забить их прямо там гранатами. Да, вместе со штурмовиком. У нас остался единственный “Этандар” с единственной ракетой. Вряд ли правительство найдет еще двадцать восемь мегабаксов, чтобы повторить закупку. Если Алый Линкор всего лишь напугал нас, то эти ублюдки вытерли о нас ноги. Повредить El Acorazado Rojo не в наших силах: я был на его борту и знаю, о чем говорю. Зато этим шустрым гринго…

Строй вздохнул в полном согласии.

— Вертолеты они тоже повредили — оба. Пока пришлют новые, гринго уйдут уже на территорию Чили. К тому же погода… — капитан поймал на ладонь капли мелкого зимнего дождя, обычного в этих широтах для июля, — сами видите, нелетная, и поднять с авиабазы уцелевшие los aviones мы не можем. Трасса на Сан-Себастьян перекрыта, но там же не подростки на краденых точилах, там SAS. Они едут по разведанному маршруту, прямо по холмам, севернее Рио-Гранде, в сторону Национального Парка Карукинка. У меня приказ преследовать их даже на территории Чили, но всем понятно, что там против нас уже не восемь-десять уцелевших, а чертова прорва чилийских егерей, знающих каждый камушек, каждую форель в лицо и по имени. Вывод: гринго нужно перехватить еще до заката, и заходить, понятно, с запада — с востока они ждут погоню, а устроить засаду в холмах никаких проблем. К тому же, у нас всего полтора часа светлого времени. Мы пойдем по Рио-Гранде против течения, пойдем на глиссерах, это единственный способ опередить автомобиль.

Автомобиль генерального секретаря коммунистической партии советского союза обстреляли четыре гранатомета сразу. Андропов погиб на месте. Громыко долго, мучительно выкашливал куски легких — но выжил, удивив больше других себя самого.

Молодого сельскохозяйственника Михаила Горбачева раскаленным осколком приложило по лысине, увековечив некрасивое ожоговое пятно и добрый десяток анекдотов. А пока Михаил Сергеевич и Андрей Андреевич валялись в больнице, коммунисты затеяли было выбирать генерального секретаря взамен Андропова — и выяснили прелюбопытную вещь: никто не хотел в генеральные секретари. Должность внезапно сделалась чрезвычайно горячей.

Нет, исполнителей данного конкретного покушения нашли очень быстро. Только собрать их обратно из комплекта “грудинка-шейка-филей” даже кремлевские врачи не смогли.

Тогда вся страна советская, наученная великолепными фильмами с лучшим в мире Шерлоком Холмсом — актером Василием Ливановым — задала себе тот самый главный вопрос любого детектива.

Кому выгодно?

И с ужасом поняла страна советская: всем выгодно. Жил себе СССР, великий и могучий, не особенно и тужил. Конечно, хочется зашибать большие тыщи “как там” — но тогда же и работать заставят “как у них”. Никто, в общем, не хочет ради общего дела собственную дачу-квартиру-машину пожертвовать.

А тут какая-то падла вздумала раскачивать лодку!

— Вот он, коммунизм в натуре, — адмирал Горшков едва не сплюнул на выскобленный пол кремлевской больницы. — Старики доживают. Молодые понемногу тянут к себе привилегии. Внизу как-то, с хлеба на квас. А по сути — всем похер. Огромный такой, узловатый пролетарский похер. Пусть оно горит огнем, лишь бы нам ничего не делать.

— Сергей, — Громыко приподнялся на постели, подогнал удобную спинку кровати. Мысленно выругался: и эта кровать ведь буржуйская. У нас даже и такого не делают! А вслух прохрипел:

— Бери людей, Сергей, — и осекся, закашлялся, нашарил салфетку.

Вбежал доктор, наблюдавший за стенкой сердечный ритм. Старик отстранил его неожиданно твердым жестом:

— Доктор, оставьте. Давно бы умер. Я каждый день засыпаю, думаю: все. Сдохну. Но никак. Не отпускает меня, понимаешь? Из прошлого, из будущего — нет мне покоя. Не все сделал! Сергей. Бери морскую пехоту, вводи чрезвычайное положение. Федорчук прохлопал. Делай что угодно. Вешай чекистов. Бомби правительственные дачи. Раздави Барвиху танками. Объяви награду за голову каждого живого секретаря. Но только делай! Не жди, пока и тебя… Как меня. Как Фрунзе залечили. Как убили Кирова — в исполкоме, казалось бы. Это свои, Сергей. Это мы…

Посмотрел на доктора, вытянувшего руки с утюгами-дефибрилляторами. Хмыкнул:

— Не надейтесь, доктор. Если я сейчас выбрал правильно, завтра вы меня закопаете, наконец. А вот если нет — я еще долго не умру. Буду предлагать всякую ерунду — и видеть, как она воплощается. И не отпустит меня! Чувствую, как меня огромная волна догоняет и поднимает над океаном. Сразу маяк вижу. Минуту назад ничего не знал — а тут как свет в голове включается. Все знаю. Какую бумагу издать, кто подпишет, кто возражать начнет, какие последствия потом… Сергей, ведь удались же законы! И о персональной ответственности, и о кооперации. О праве выезда, о ленинских нормах свободы печати…