Игорь Гардер - Демон Чернокнижник

– Этих пинками в мою квартиру! – приказал я демонам. – Ючи! – позвал я гоблина. Я увидел, что он опасливо вышел из подъезда, хотя вроде в кусты убегал. – Перевяжи бойцов!

– Всех?

– Нет, только наших, а эти сами пусть позаботятся о себе. Кто не сможет идти, у того я выну душу, – улыбаясь во всю демонскую пасть, сообщил я.

Народ не на шутку испугался, кто ползком, а кто и с места рванул вверх по лестнице, даже не спросив, в какую квартиру им бежать. Уже у подъезда меня окликнул мужчина, высунувшись из окна.

– Слышь, мужик, можно я возьму часть каши? Я не для себя, а для деток малых, – сразу он запричитал.

– Дядя Коля, а откуда у тебя взялись дети малы? – ухмыльнулся я. – Ты же пил всегда, и детей у тебя раньше не было замечено, как и жены. Или успел уже жениться и детей настрогать?

– Ну так, это и не мои, вот, значится, – засмущался он, – у меня соседка прячется со своими…. да цыц ты, он не с ними, – сказал он кому-то, обернувшись, – не видишь, что кончать он их повел? Вот разом за все свои грехи и ответят, – огласил он авторитетно свои выводы. – Ты бы их не в доме убивал, а то придут их дружки и нам тогда хана.

– А много у них дружков? И где все мужики? Раньше во двор ни одна погань не совалась.

– Так это когда было! Как расселили москвичей, так всё и пошло наперекосяк. Да и в городе тоже творится черт знает что. Вон сначала бомжи стали пропадать, а потом старики и одинокие люди. А вчерась так вообще случилось безобразие, – и махнул рукой, – Ленку помнишь? Она еще с тобой в одном классе училась.

– Помню. А как вы меня-то узнали? – удивился я.

– Так только ты меня всегда называл дядей Колей, а остальные Колясиком, да и голос у тебя не изменился, – объяснил он мне и продолжил свой рассказ. – Ну вот, её средь бела дня и утащили в морг, совсем бесы страх потеряли, черти проклятые, – сплюнув на землю, с горечью в голосе сказал он. – Так мужики и пошли туда все, и никто из них так и не вернулся. Я бы тоже пошел, но пьяный провалялся. Теперь я решил пить бросить и всю бормотуху вон, в туалете утопил. Ты когда пойдешь мужиков выручать, меня позови, я с тобой пойду, – уверенно заявил он, даже не сомневаясь, что я пойду. Мне бы его уверенность. Не, народ, конечно, жалко, но и я не былинный герой, чтобы сирых да убогих защищать везде, где ни попадя.

– А пойду ли я? Вот вопрос, – задал я сам себе его и, махнув дяде Коле – мол, забирай кашу, – поднялся к себе в квартиру.

– Так, господа воры, убийцы и тунеядцы, у вас ровно полчаса на уборку квартиры. Те, кто будет плохо убирать, будут плохо умирать. Да, и про душу я не шутил, я действительно могу её вынуть.

– Мы знаем, – раздались обречённые голоса.

– Ну, раз знаете, – вопрос на засыпку: откуда? Но я его пока не задал, – то знайте и то, что я не шучу и я живым никого не выпущу, – подняв палец и сделав паузу, я продолжил: – Те, чья комната после уборки будет самой чистой, просто умрут, а у остальных я душу выну. Вы насрали мне в душу, это были не просто фотографии, это память о моих родителях. Если бы вы просто разгромили квартиру, так нет! Надо было здесь туалет устраивать! И зачем всю мебель разломали?! Дров, что ли не хватало?! Вот за это надо отвечать, и цена за оскорбление соответствующая вашим действиям будет.

– Нам сказали, что здесь никто не живёт, – стали они оправдываться.

– Это не повод фотографиями жопы вытирать, – обрезал я все их оправдания. – Ючи, распредели людей по комнатам! А тех, кто не захочет работать или будет работать плохо, отправляй под конвоем демонов ко мне на крышу для приватной беседы. Я там свежим воздухом подышу да немного успокоюсь, не могу на это смотреть, – бросил я через плечо, уходя на крышу.

«Хорошо!» – подумал я, стоя на крыше дома, обдуваемый свежим ночным ветром и успокаивая бешенство. Что-то часто оно стало меня накрывать, а это не есть гут для меня, да и для всех окружающих. С Павликом разговор был коротким, я лишь спросил, где и кто. Он всё и выдал, трясясь и умоляя через каждое слово не убивать его.

Из его рассказа следовало, что с москвичами пришёл демонопоклонник. Сам он был из бывших сатанистов. В одно из полнолуний они с друзьями нарисовали пентаграмму призыва сатаны, и на их счастье – или, скорее, несчастье, – призыв удался. Каково было их удивление, когда из пентаграммы вышел демон и убил почти всех несчастных сатанистов, кроме него. Его демон наделил силой и предложил сделать ещё сильней, но в обмен на души разумных.

Демонопоклонник быстро нашёл себе подельников из местного морга. Сначала они таскали оттуда свежих покойников. А что, мужик уже мёртв, а душа в теле держится почти сутки после смерти – так сказать, дешево и сердито. С точки зрения закона не прикопаешься: тело – вот, в наличии, а наличие души законом ещё не прописано.

Потом вошли во вкус и стали увеличивать жертвоприношения. Их пьянили халявная сила и безнаказанность. Демон в обмен на души людей, делал их сильней как физически, так и в плане магических способностей, дарованных многим. А самых преданных постепенно подвергал трансформации и одаривал сверхчеловеческой силой и способностями, недоступными простым смертным.

Этот урод под конец рассказа ехидно сообщил, что сегодня на рассвете будет большое жертвоприношение и что к ним также присоединился начальник полиции. Вот в его честь оно и будет проводиться. А потом плюнул мне в лицо. Походу, он уже не верил в своё спасение, и правильно делал – таким тварям не место на земле. При ближайшем рассмотрении Павлик оказался настоящим чертом в начале своей трансформации. Причём в прямом смысле этого слова – на голове у него появились маленькие рожки, а колени оказались выгнуты в обратную сторону, да и ступни уже начали трансформироваться в копыта. Он своим внешним видом больше напоминал древнегреческого Фавна, чем классического черта. Но не по характеру, по сути. А чёрт он и в Африке чёрт.

– Ну что, урод, пришло время вынимать из тебя душу, пришла расплата за грехи, откуда не ждали, – обрадовал я его и, видя, как затряслись его ноги, схватил его за грудь в районе сердца, мысленно постарался схватить его душу и потянул на себя. Он засучил ногами и взвыл благим матом. Мне пришлось схватить его за горло другой рукой и приподнять над крышей. Душа тянулась с огромным трудом, да и по ощущениям за неё было неприятно держаться – она на ощупь была как куча склизких червей, там всё извивалось и противно шевелилось, запах стоял такой гнилой, что я с трудом сдерживал рвотные позывы.

«И что мне с тобой теперь делать?» – задумался я, держа в руках тёмный и склизкий комок, что шевелился и извивался.

– Мне, мне дать.. Мне-е-е-е, – кто-то или что-то протянуло на высокой ноте.

– Кому – мне? И с какого перепуга я должен кому-то что-либо давать? – спросил я, оглядываясь вокруг.