Евгений Абрамович - Медианн №2, 2019

Джинн летел над пустыней. Вчера, а может и век назад, он встретил похожее на себя создание. Тогда джинну показалось, что он вспомнит свое имя, но в памяти лишь появилась яма, где он и какой-то парень то обнимались, то дрались. Какое-то время два всполоха невидимого людям света разглядывали друг друга, а после поплыли вдаль. Туда, где были тысячи раз.

Иногда джинн впадал в похожее на дрему состояние и видел какую-то собаку. В своих грезах он порой различал образ бегущей вдаль девушки и странного поля, где он втыкал в землю палку с широким острием на конце. Эти сны не приносили радости: напротив, от них ему становилось хуже, он ничего не мог вспомнить.

Когда дух долетел до моря, то замер над голубым дремлющим полотном. Он вновь думал о видениях. Что они значат? Он выдумал их? Или они существовали — ведь джинн знал, что давным-давно был человеком.

Все духи когда-то были людьми.

Джинн почувствовал, как за много километров отсюда кто-то зачерпнул горсть песка, в которой дремала его сущность. Пришло время исполнять желания.

«Кем я был в прошлом? Кем я буду в будущем» — думал он, летя к своему новому хозяину.

Но все это было не важно, ведь времени здесь не существует. Лишь бесконечный дневник песка, что останется на земле после смерти всех людских воспоминаний.

Тело заметили рано утром, когда женщины спустились за водой к чистому источнику. Оно лежало прямо на песчаном берегу, возле мостков. Темно-зеленый раздувшийся труп, скользкий и безволосый. Огромный, значительно больше любого из людей.

Это было странно. Обычно представители водного народа уходили умирать подальше от людей. Отчаянные охотники и добытчики, которые заходили далеко в чашу темного леса, видели их капища и курганы, земляные пещеры, забитые пожелтевшими костями болотников, лягушатников и рыболюдей. Увидеть труп одного вдали от их священных мест считалось очень плохой приметой. Знаком беды.

Женщины с воплями и причитаниями бросились обратно к поселку. Некоторые осеняли себя защитными знаками и бормотали заговоры от злых сил.

На крики стали сбегаться люди. Испуганно глядели на принесенное течением тело, боясь подойти ближе. Вскоре на берегу собралась большая толпа. Жители поселка переговаривались, решая, что делать. Не хватало только отряда добытчиков, который отправился в леса за жертвами. Расталкивая людей, вперед вышел дед Михась, голова поселка — местный патриарх. За ним, отдуваясь, шла Тамара, его старшая жена, толстая маленькая женщина, вечно больная и крикливая, с возрастом тронувшаяся умом. Ее поддерживал под руку отец Дмитрий, священник и жрец.

Толпа продолжала бормотать, когда дед Михась, тихо кряхтя, опустился на колено возле тела и осторожно потрогал холодную скользкую руку мертвеца.

— Лягушатник, — сделал он очевидный вывод.

Тамара заохала и запричитала, повиснув на руке отца Дмитрия. Тот, едва удерживая на себе вес женщины, принялся тихо успокаивать ее, шепча что-то на ухо. Она горько заплакала. Ее примеру последовали другие женщины, скоро берег наполнился криками и стонами. Мужчины угрюмо оглядывали местность и горизонт, ощетинившийся верхушками далекого леса. Все знали, что дурные знамения не случаются просто так. Лет десять назад, когда к берегам поселка течение принесло трупы нескольких рыболюдей, это стало началом нападения мародеров из мертвых городов. Страшные и мутировавшие, потерявшие всякий человеческий облик, пришельцы травили химикатами воду и на моторных лодках атаковали остров. Тогда их нападение удалось отбить, но теперь люди с содроганием ждали будущего. Лягушатники были существами священными, наиболее приближенными к Лягушачьему Богу. Смерть одного из них не могла быть случайной. Тем более выставленная напоказ, как будто этим трупом кто-то хвастался, специально запугивая людей, радуясь своей безнаказанности.

После недолгих споров мертвого лягушатника решили похоронить на поселковом кладбище, отпев в церкви. Подогнали телегу. Понадобились усилия десятка крепких мужчин, чтобы поднять огромное скользкое тело на воз, который под тяжестью заскрипел. Запряженная в телегу лошадь, с трудом переставляя ноги, тронулась в сторону церкви. Длинные ноги лягушатника свешивались с воза, едва не касаясь земли. Зеленые пятнистые руки с перепончатыми кистями были сложены на груди. Большие глаза были открыты; ничего не выражая, они уставились в небо. Из огромного беззубого рта свешивался распухший длинный язык.

Скрипя и подпрыгивая на ухабах, телега двигалась дальше. За ней выстроилась траурная процессия. Во главе ее брели дед Михась с отцом Дмитрием. За ними, смешно переваливаясь на коротких толстых ногах, ковыляла плачущая Тамара с остальными семью женами деда — от высокой крепкой Агафьи до юной и нежной Лены, которой только-только пошел семнадцатый год. За ними угрюмо шагали и жители поселка, каждый из которых был погружен в свои тревожные мысли.

В церкви было темно и сыро; представляла она собой землянку, вырытую на вершине холма. По полу святилища в изобилии прыгало множество лягушек, священных тварей Бога. Компанию им составляли ужи и тритоны. Живность ползала под ногами у осторожных людей, касаясь их холодными скользкими телами. Отец Дмитрий начал службу по лягушатнику. Он как всегда впал в транс, общаясь с духами воды и другими силами природы, возносил хвалу Лягушачьему Богу, водил руками над мертвым существом, кричал, танцевал и плакал. После обряда он без сил свалился на пол, церковные прислужницы стали отпаивать его травяными настойками, которые возвращали силу.

Лягушатника закопали в огромной яме, наспех вырытой поселковыми мужчинами. Могильный холм украсили болотными лилиями и тиной. После похорон жители вернулись к своим делам, но у всех без исключения было тяжело на сердце.

Поселок Тихие воды расположился на большом острове посреди болот, озер и непроходимых лесов. Люди стали здесь жить еще во времена Последней Войны. Дед Михась в молодости был солдатом. Его отряд погиб, а сам он, раненный и отрезанный от своих, забрел в эти места, где группа людей жила отшельниками, укрывшись среди болот от ужасов войны. Солдата приняли и вылечили. Со временем он отринул старые предрассудки, впустил в свое сердце веру в Лягушачьего Бога. Тот, в свою очередь, взамен на преданность дал Михасю долголетие и мужскую силу, сделав его своим наместником среди здешних людей. Дед уже сам не помнил, сколько ему лет, но был уверен, что никак не меньше ста двадцати. Летопись Тихих вод отсчитывала новую эру с момента начала Последней Войны, которая длилась не меньше десяти лет. После ее окончания в летописи было отмечено сто девяносто шесть лет, так что о настоящем возрасте деда можно было только гадать. Несмотря на годы, глава был все еще силен телом и умом. У него было семь постоянных жен, а семя его исправно приносило богатое потомство.