Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши. Часть вторая [СИ]

− Скольких? - Готье завидно и этим крохам. Голодные не переносят сытых и припомнят каждый кусок пронесенный мимо их рта.

− Как просил. Не больше тридцати. Лишнего не мелите.

Оба чулочника Кусаку понял. Помалкивать, хорошая привычка для живущих с меча.

И Боссуэлл и Готье подумали об одном и том же. Ничем крамольным их мысли не отдавали. Серебро плохо (а золото и того хуже) делится и чем его больше, тем больше затруднений с дележкой.

Площадь зажата монастырскими стенами с трех сторон. С четвертой стороны, лишь чуть уступив пространства кривым улочкам − храм Святого Авла. Толком и не развернуться, но в это время здесь останавливаются купцы из Обра. На узких прилавках пирамидки и башенки из красных яблок, желтых-прижелтых груш, оранжевых апельсинов и корзинки с фиолетовыми гроздьями позднего винограда. Яркие радостные цвета на фоне серых стен, искрящегося снега и унылых людских фигур, вызывают ощущение близкого праздника. И почему-то думается не о Дне Всех Святых, а Рождестве и подарках.

Одного взгляда достаточно, эсм Арлем скажет много нелицеприятной правды.

ˮОкатит как из помойного ведра,ˮ − предвидел Колин острый момент и ошибался.

Сейчас, как никогда, фрей готова и говорить с ним и выслушать его. Отголоски недавней беседы с бастардом еще не утихли в её памяти, а спасение тоджей вызывало спокойную, без восторгов, благодарность. Знай о том Колин, все бы проделал и проще и быстрей. Но не все открывется первому взгляду. Тем не менее, допущенная ошибка не помешала ему, перескочив ,,с пятого на десятоеˮ, прибегнуть к последнему спасению зарвавшихся наглецов и прожженных делюг − импровизации. При условии, что она подготовлена загодя.

− Позволю вопрос. Вы не устали от слов, действенность которых не очевидна? - захватил Колин инициативу говорить первым, а следовательно и задать нужное направление разговору.

− Гораздо меньше, чем от поступков, чья неоднозначность сбивает с толку всякого нормального человека, − не то пожаловались, не то упрекнули унгрийца. Разбираться он не стал, но некоторую странность отметил.

− Умейте увидеть.

− Умейте услышать, − ответила фрей на напор унгрийца.

Ускользающую возможность мирно поговорить, Колин ухватил буквально ,,за хвостˮ. И нацепив маску снисходительной доброжелательности, дружественно предложил немного пройтись. Не сдерживай он себя, хлопнул бы в ладоши, а не то и скакнул на одной ноге! Не зря ему думалось о Рождестве. Праздник еще когда, а подарок вот он! И от кого? От Арлем аф Нокс.

− Обращали внимание на фрески в соборе Лаврентия Пантократора? Довелось там побывать?

Фрей предложение прогулки приняла. Не она ли желала диалога с Поллаком, быстро от него отказаться.

− Они ужасают, − не скрывала Арлем своих впечатлений от увиденного в соборе.

− Особенно в центре восточной части. Где младенец сосет грудь истекающей кровью матери.

− Святой материнский долг насытить младенца своим молоком.

− Или кровью из ран? Чем он насыщается? Её кровью или её молоком? Что изображено и что открылось? Подвиг родительницы или преступление дитя? Угадали замысел мастера?

Фрей не нашлась ответить унгрийцу. Излишний натурализм изображения помешал ей фреску рассмотреть. Но и рассмотрев, увидела ли бы она, то о чем спрашивал её унгриец?

− Она спасает и неважно, кровью или молоком. Для нее неважно, − растолковывал Колин промолчавшей исповеднице. − Не от того ли мы приходим в ужас, что сами не способны к подобной жертве. Да что там! Способны ли вообще к какой-нибудь?

Ей ли возражать человеку вставшему на защиту тоджей? Однако, если подумать.... Думать Колин ей не оставлял времени, слово за слово уводя разговор в нужную ему сторону.

− Хуже того, не способность поступать, мешает видеть. Заставляет закрывать глаза. Только потому что увиденное привнесет в устоявшуюся жизнь нечто, чего мы принять не можем.

− Вы рассматриваете очень неординарный случай, − возразила фрей, только чтобы не молчать.

− Практически с любыми другими, схожими по накалу страстей событиями, происходит тоже самое.

Его расплывчатая речь принята за деликатную отсылку к Краку и той взбучке, что он от нее, получается не заслуженно, получил. Арлем даже почувствовала угрызения совести за свою несдержанность.

ˮИ необъективность!ˮ − кольнула она себя, не поступать поспешно, не разобравшись.

− Но беда не только в трусости видеть. Большая часть из нас просто безучастно к происходящему. Так ведь удобней. Ничего не делать, не за что и отвечать. Быть не чистыми, но чистенькими. Но разве не грешить, значит оставаться безгрешными? А принимать ответственность действовать, впадать в грех?

− Отчасти вы правы. Отчасти. Но в повседневности матери и дети гибнут не так уж часто, а забавы в Краке тоже не происходят каждый день.

− Зато происходит масса другого, что в глазах окружающих предосудительно, без всяких к тому оснований. И я готов это вам доказать, − последнее слово Колин произнес с явным удовольствием. Вообще, унгриец напоминал змея, поменявшего кожу за время от начала разговора до последнего, им сказанного предложения.

− Чем же?

− Предлагаю поучаствовать в одном предприятии и убедиться, насколько ошибочно может быть суждение, основанное на первом впечатлении. Согласны?

Арлем с удовольствием и аргументировано бы поспорила с Колином, но продолжать спор ей вовсе не предлагали. А вот что предлагали.... Кроме мутной истории с приглашением в Крак, был ведь еще и моряк-южанин. И книги, присланные в подарок.

− Отказываетесь? - искушали исповедницу доверительным шепотом.

− Согласна! - приняла Арлем предложение. Она - фрей, и в состоянии ответить на вызов, как и подобает исповеднице - принять его!

− Одно условие, согласившись, участвуете до конца.

− Вам принести клятву? - проявила Арлем характер.

− Твердого слова достаточно, − не проникся унгриец показной демонстрацией высокой душевной стойкости.

− Считайте, получили, − жестко заявила исповедница.

Унгриец свистнул и из толпы отделился юркий человечек. Улыбался он замечательно. А не улыбаться не мог. Шрам растянул губы от уха до уха и дальше до макушки.

− Повозку! - приказал ему унгриец.

− Не нужно, − отказалась фрей. − Хочу убедиться, ваша затея стоит моих стоптанных башмаков и испачканного в уличной грязи нового платья.

Колин подумал - идти пешком тратить время, но согласился и кивнул улыбчивому - веди!

Лабиринт грязных улиц кончился нескоро. Они взошли на крепкое в две ступеньки крыльцо. Колин взялся за ручку. Помедлил, словно засомневался, стоит ли впускать фрей.

− Уговор я помню, − подтвердила Арлем рассеять последние сомнения унгрийца.