Ульяна Соболева - Пока смерть не обручит нас 2

Люблю с тех пор, как помню саму себя. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Ведь я раньше никогда его не видела. Он живет только в моих мечтах. У него удивительные карие глаза, бархатные и глубокие, как омут. У него смуглая кожа и черные волосы. Его голос очень низкий и он всегда тихо разговаривает, но от этого звука по коже идут мурашки.

Меня постоянно преследуют мысли, что все это уже было. Эта река, это шуршание листвы...а еще хуже, мне кажется я знаю, что будет завтра. Я вижу, как горит в пламени моя деревня, вижу обугленные трупы моей семьи.

Вижу повсюду смерть.

Я хочу рассказать им об этом и не могу произнести ни звука. Я рисую...все самое страшное я переношу углем на холст и на клочки бумаги. А ведь я умела раньше говорить, я даже знаю, как звучит мой голос, я помню песни, которые пела сама и которые пели мне. Это был мужчина...он очень похож на меня или я на него. Кто он мне? Почему все эти люди в деревне называют меня Чужая и боятся меня?

Их всех пугают мои рисунки ... они вещие. В деревне меня считают ведьмой. Люди боятся, осеняют себя крестным знамением когда я прохожу мимо них. Недавно сына мельника сожрала стая волков...а накануне я нарисовала человека, которого огромные чудовища разрывали на части. Люди сказали, что это я призвала хищников к деревне, накликала беду потому что я ведьма.

Мне страшно, что, рано или поздно, они все возненавидят меня и причинят вред моей семье.

– Анна, беги! Беги! Беги!

Я оборачиваюсь и ветер швыряет волосы мне в лицо. Вдалеке, в вечерних сумерках, на меня надвигаются люди и у них в руках факелы. Много факелов. Я знаю, что они идут за мной.

Я подхватываю длинную, мокрую юбку и бегу, что есть сил. В босые ноги впиваются колючки, ветки царапают лицо, цепляются и рвут на мне одежду. Я слышу голоса все ближе, люди орут wiedźma*1, они размахивают ножами, кольями, вилами. Меня загоняют, как животное, в чащу леса.

Нет, это не моя деревня полыхает в пламени...это я полыхаю, на костре. Они сожгут меня на рассвете. Это мое тело будут лизать языки пламени...Люди не простят мне, что я чужая.

Они бросили меня в глубокую яму и присыпали ее ветками ели. Старый колодец, все еще сырой, с влажными стенами и грязью под ногами. Здесь держат приговорённых к смерти. Много лет назад мне рассказывали об этом, к колодцу боялись приближаться, люди верили, что призраки казнённых преступников бродят здесь по ночам. Я посмотрела наверх и увидела сквозь ветви звездное небо. Сколько часов осталось до рассвета? Они уже принесли ветки и хворост? Установили столб? Меня будут судить? Или сожгут просто так?

Я присела на сырую землю и обхватила колени руками. Мне очень страшно, так страшно, как никогда еще не было за всю мою странную жизнь. Я смутно помню, как появилась в деревне. Обрывочно, кусками. Помню лес, дикий холод, вой волков и снег на моем лице. Помню людей с факелами и их голоса. Кто–то кричал не приближаться ко мне. Потом я проснулась в доме полном людей, мне принесли тарелку супа с куском хлеба, а когда я попыталась заговорить, то поняла, что не могу произнести ни слова. Я только знала, что здесь меня быть не должно, что я была до этого совсем в другом мире…или сошла с ума. Потому что сейчас я нахожусь среди людей в странной одежде, говорящих на другом языке, но тем не менее я их понимала. Даже больше, именно сейчас я слышала свой родной язык, я словно знала его всегда. Я помнила песни на польском.

Моя семья, они любили меня и приняли как родную. Мои неродные братья заботились обо мне. Шли годы, я привыкла к ним, я полюбила эту деревню, я забыла о том, как появилась здесь. Только люди так и не приняли меня, я слышала как они шепчутся у меня за спиной. Как плачет Агнешка по ночам и говорит мужу, что нужно бы отвезти меня в город, подальше от деревни, не то заклюют. Видела, как братья приходят в рваных рубах и в синяках, когда дерутся из–за меня с деревенскими. Я часто промывала ссадины Лешека, после боев. Он не говорил, что дрался потому что сын мельника поливал меня грязью, после того как Агнешка и Василий отказались выдать меня за него замуж. Точнее, я отказалась, а они передали это Патрику–мельнику. Жирному борову, старейшине деревни. Его сын, Джером, ему под стать низкого роста, коренастый, светловолосый. Похож на кабана. Как представлю, что такой будет касаться меня своими короткими пальцами и к горлу тошнота подступает. Я бы за Лешека вышла, если бы не было выбора. Он бы женился на мне. Я знаю. Только теперь никто мне не поможет, даже он. После того как Джерома загрызли волки, а меня обвинили в колдовстве мельник притащил в деревню священника и солдат. Я сбежала в лес, но они нашли меня. Им нужен был виноватый, жертва, кровопускание. Люди ожесточились из–за изнуряющей гражданской войны, голода, притеснений, постоянных налогов, уведенного скота и отобранного урожая. Священник обыскал наш дом вместе с военными и нашли те самые вещи в которых я попала в дом к Агнешке и Василю. Их признали сатанинскими, дьявольскими ритуальными тряпками, мои рисунки изъяли как доказательства того, что я призывала злые силы, замышляя преступления. Агнешке и Василю пригрозили сжечь дом и расстрелять сыновей. Они бы не спасли меня, а я бы и не просила об этом. Я чужая для них. Пусть лучше помолятся за мою душу.

– Анна!

Шепот привлек мое внимание, и я подняла голову, старясь рассмотреть кто там, узнала голос Лешека.

– Анна, лови.

Мне на колени упал сверток с куском яблочного пирога.

– Мама спекла. Поешь.

Снаружи послышался топот копыт, голоса. Лешек исчез, а я вжалась в сырую стену колодца. Кто–то приехал в деревню. Кто–то из знати раз я слышу суету и звуки шагов повсюду.

Прошло, наверное, несколько часов, прежде чем все снова стихло.

– Анна!

Лешек вернулся. Я встрепенулась вскочила на ноги, стараясь рассмотреть его в проеме среди веток и кольев.

– Я в город еду, Анна. К нам некий князь заезжал, ребенка искал. Обошли все дома, Патрик испугался и побежал мешки с мукой перепрятать, в яму у леса, я его выследил, за это ему надерут его жирную задницу. Приведу солдат. Я не дам им тебя сжечь. Будет заварушка, а я вытащу тебя, сестренка. Я люблю тебя, Анна, слышишь?

Я кивнула, чувствуя, как к горлу подступают слезы. Я бы хотела крикнуть ему, что тоже люблю их всех, но не могла, только помахала рукой. К городу несколько часов ходу, а рассвет уже близко. Пешком он не успеет, а лошадей в деревне мало осталось. Почти всех увели солдаты.

ГЛАВА 16

После преодоления портала его скрутило пополам. Казалось разламывает все внутренности и из носа пошла кровь. Заложило уши. Наступила та самая временная прострация о которой говорила Фэй. Это бывает не у всех, но Влад ее почувствовал сполна. В воспалённый мозг, который казалось взорвётся от боли, врывались обрывки фраз и воспоминаний. Слова Изгоя, скрытые и явные упрёки, плач Дианы, севший голос Фэй и проклятая метка, которая вспыхнула на его ладони, как только он выпил крови демона. Горящая плоть и знак раба. Влад сжал дрожащие пальцы, которые свело судорогой и зажал метку, обжигая подушки пальцев, пережидая вызов Асмодея.